© Алекс Муров, 2018

ISBN 978-5-4485-8042-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ночь за окном была невероятно звёздной. В комнате было светло, как днём. Тёмноволосый мальчик с чёрной большой родинкой на щеке, которому только-только на днях наступило 12, лежал под одеялом и смотрел в пустоту. Он слышал, как за стенкой ругались его родители. Они о чём-то руг с другом спорили на повышенных тонах. Кричали. Так было не всегда, но, как и в любой обычной семье, житейские ссоры в ней, имели место быть. Мальчик ненавидел, когда это происходило. Его это сильно расстраивало. Он не хотел переходить ни на чью сторону и не думать, кто из них прав, а кто виноват, потому, что он любил обоих своих предков одинаково и очень боялся, что они, в конце концов, после такого скандала, вдруг возьмут и разведутся.

Вставать нужно было в школу рано, но парню совсем не хотелось спать. Одни мысли сменяли другие и все они были очень грустные. Он вспомнил своего любимого кота, который на днях умер. Его глаза стали мокрыми. Он хотел чем-то себя занять и прогнать воспоминания.

Парень включил светильник над собой и достал из-под кровати большую тетрадь с вложенной в неё ручкой. На стенке у него висели постеры актёров и молодых рэп-исполнителей. На обложке тетради большими буквами было написано его имя – Алекс. Хотя парня звали, конечно, не так. Его звали Александр. Но ему намного больше нравился этот сокращенный вариант. Мальчик открыл тетрадь. Внутри был изложен его иной, альтернативный мир, с придуманной личной вселенной и персонажами. Алекс частенько, с головой утопал в этой своей взятой из головы, реальности, когда эта, настоящая, угрюмая и безысходная, начинала его расстраивать и вгонять в уныние. Когда он взял ручку и принялся писать, на настенных часах был 12-ый час. Лишь к утру, когда наступило 6, парень угомонился и уснул, уткнувшись головой в свой роман. У него был час, чтобы отдохнуть перед школой, которую он люто ненавидел, как и большинство детей. И хотя час, это конечно ничтожно малое время, отведённое для отдыха, для Алекса это было вполне нормально. Он вообще в последние месяцы страдал от бессонницы и мог не спать по трое суток. Не понимая, как другие люди могут быстро и спокойно предаваться летаргии. Он всегда мучился и не знал, чем заняться, валяясь ночью без дела в кровати. Сначала он писал стихи, а потом перешёл на прозу, которая ему нравилась намного больше, чем складывать слова в рифмы.

В школе в этот день его вызвали к доске.

– Муров! Выходи к доске. – сказала его преподавательница по географии, Наталья Сергеевна, зрелая женщина в очках с золотистой оправой.

Мальчик сидел за второй партой от стола учительницы, в пиджаке и рубашке, рядом с ним сидела светловолосая девочка, вся в веснушках, с брекетами на зубах. Алекс молчал. У него была бледная кожа и большие синяки под глазами от хронического недосыпа.

– Ты меня слышал? – повторила учительница. – Ты что, спишь на ходу? Давай к доске. Я задам тебе вопросы по теме из домашнего задания.

– Я не читал… – произнёс мальчик.

– Кто бы сомневался… – говорит Наталья Сергеевна и рисует под его фамилией в классном журнале неуд, которыми усыпана вся колонка. – Знаешь, Муров. Не нравятся мне наши последние дела… Если так будешь действовать и дальше, нам придётся распрощаться с тобой. Сказать что-нибудь хочешь?

– Нет.

– А жаль… У тебя может в семье проблемы какие?

– Ну нет…

– Так что с тобой случилось, объясни мне… Был такой парень умный, а главное одарённый, стихи красивые писал. Почему учиться не хочешь? Ну чего молчишь, как рыба? Вид у тебя такой замотанный… Ты здоров вообще?

– Здоров.

– Тогда что с тобой, а?

– Не знаю… – ответил с места Алекс и опустил глаза.

– Печально, что ничего не знаешь. Печально. Доиграешься ты… Исключат тебя!

Соседка мальчика по парте, широко улыбнулась, услышав последние слова географички. Алекс взглянул на неё и увидел оголённые брекеты.

– Не исключат… Я исправлюсь. – произнёс он тихо. – Не исключат… Я исправлюсь. – повторил он, заметив, что, слова, сами вылетают из его уст и он ничего не может с ними сделать. – Не исключат… Я исправлюсь.

Учительница, заметив, что с парнем происходит что-то не то, произнесла:

– Муров, ты чего дурачишься? Я не поняла…

– Не исключат… Я исправлюсь. – повторял словно мантру, Алекс снова и снова.

Мальчиком овладела паника. Он пытался молчать, но не мог. Все в классе недоуменно смотрели на него.

– Тебе плохо? Ты болен?

Алекс зажав левой рукой рот, кивнул.

– Если тебе так плохо, выйди…

Мальчик бросился со своего места и пулей рванул из класса. Пока он бежал до туалета, как угорелый, его необъяснимое навязчивое повторение одних и тех же слов, сошло на нет. Мальчик вошёл в школьный туалет и умывшись из под крана холодной водой, окончательно успокоился.

На дворе стоял тёплый весенний день, когда Алекс выходил из здания школы без верхней одежды, в школьном чёрном пиджаке. На руке у мальчика чёрный напульсник с красной надписью: «Марш жестокой молодости.»

Моросил мелкий дождь. Проходя через задний двор школы, он увидел четырёх высоких старшеклассниц, которые сидели и курили. У одной из девочек, которая показалась Алексу очень красивой стройной брюнеткой с пухлыми губками, в руке была бутылка Блэйзера. Старшеклассницы громко смеялись, обсуждая парней из класса. Муров не мог налюбоваться на их колени. Он даже остановился, уставившись на стройных девочек. Он в этот момент вдруг ясно понял, что ему не нравятся девочки его возраста, с которыми он уже как-то пробовал целоваться. Он осознал, что ему по-настоящему, нравятся девушки, уже сформировавшиеся. В них он увидел красоту, которая заставляла его парить на седьмом небе. Такого он прежде не испытывал. И это чувство ему очень нравилось.

Кто-то внезапно его в спину грубо толкает.

– Свали с дороги, дебил! – произносит толстый, как беляш, мальчишка-второгодник, одноклассник Алекса, ростом с взрослого мужчину.

Муров отлетает в сторону. Толстый одноклассник по имени Коля, проходит мимо со своими четырьмя друзьями из параллельных классов.

– Пошёл ты… – произнёс тихо, Алекс.

Услышав брошенные вслух слова в его сторону, Коля остановился и обернулся. Его друзья тоже.

– Чё ты сказал, шкура? – спросил он, гневно посмотрев на парня.

Муров промолчал. Он знал, что ему теперь несдобровать от Коли и его друзей, которые любят бить толпой.

– Ты чё там пробубнил, я чёт не понял! Можешь повторить? Я ведь это слышал, мне не показалось…. – толстый обратился к парням. – Слышь парни, зырьте, писака наш тщедушный, самоубийцей стать решил… А знаешь, по статистике, писаки, чаще других профессий, кончают жизнь суицидом… Не я так сказал, так в интернете написано.

Друзья толстого окружили Алекса. Тот замер, смотря на Колю, который продолжал:

– Ты понимаешь вообще, что ты придурок!

– Почему? – спросил Алекс.

– Ну ты стихи там пишешь, всякое дерьмо… У меня мать в газете читала, ты там конкурс что ли какой-то победил творческий…

– Ну печатали меня, ну и чё?

– Не… Ты не понимаешь на самом деле.

– Не понимаю что?

В этот момент Коля бьёт Алекса в лицо, отчего тот падает на землю и все четверо начинают яростно и остервенело охаживать его рухнувшее тело, ногами и руками.

Закрыв за собой дверь квартиры, Алекс проходит по коридору и бросает ключи на пуфик. Одежда на нём вся грязная, пиджак в некоторых местах порван. Он слышит, как с кухни его зовёт старший брат, который вернулся после ночевки у девушки:

– Сань, ты? Давай гоу за стол. Я как раз борщ подогреваю. Мать утром перед работой сварила.

Алекс молча, прошёл в ванную комнату и скинул с себя пиджак и рубашку, бросив их в таз для грязного белья. Его худенькая грудь и бока были все в больших и маленьких ссадинах и синяках. Мальчик умылся и протёр лицо полотенцем. Из заляпанного зеркала над раковиной, на него смотрел мальчик с подбитым глазом и царапиной на щеке. Голова у него слегка кружилась.

На кухне за столом, его ждала тарелка красного горячего борща и старший брат, потихоньку начавший трапезу, подтянутый, бритый парень, в майке-тельняшке. Алекс, накинув на тело чёрную кофту, вышел из ванной. Увидев синяк под глазом у мальчика, тот произнёс, отложив ложку:

– Чё случилось?

Алекс молча, присел за стол и даже не взглянув, на удивленного брата, начал обед. У старшего брата была тату на правом плече в виде тигра.

– Кто тебя так? Я его знаю? Ну ты чего молчишь?

– Не… Не знаешь! – говорит Алекс, с трудом пропихнув между разбитыми губами, ложку.

– Он был один? Или несколько? Тебя что, толпой опять гасили?

– Не… Всё нормально. Успокойся.

– Чё успокойся то, ты нормальный вообще, а? За что тебя так?

Мальчик проигнорировал вопрос старшего брата, начиная просто водить большой ложкой по дну тарелки. Аппетита у него не было. А брат продолжал допытываться:

– Разобраться надо… В школе знают?

– Не…

– Кстати, оттуда звонили, благо предки наши на работе, поэтому трубу я поднял, класснуха твоя звонила.

Мальчик поднял глаза на брата.

– Ну чё смотришь, морда синяя. Знаешь, что сказали? Что если за учёбу не возьмёшься, исключат тебя из школы… Понимаешь?

Мальчик снова уткнулся в тарелку с борщом, а брат достал со стула тетрадь, которую Алекс прятал под кроватью и никому не показывал.

– Я так понимаю вот ты чем, всё своё время занимаешься, да? Чак Паланик блин! Маратель бумаги. Всякий бред свой выкинь из головы!

– Дай сюда! – Алекс вырвал из рук брата свою рукопись.

– Учиться как все надо, бро… А не мечтать!

– Отстань!

– В секцию лучше б записался, на борьбу. Всё же лучше, чем писаниной заниматься и с рожей, побитой вхлам ходить! – старший брат больно щипает Алекса за плечо.

– Отвали! – швыряет ложку красного борща в брата Алекс, испачкав ему тельняшку и захватив с собой тетрадь, бросается из-за стола.

– Плохо кончишь, говорю тебе! – последнее, что слышал Алекс от брата, когда обувшись, покидал квартиру.

Эмоции у мальчика били через край. Он ненавидел весь мир. Он не знал, что делать и куда идти. Спускаясь по лестнице многоэтажки и колотя кулаками по стене, парень подошёл к мусоропроводу.

– Ненавижу вас всех! Как вы меня достали… Ненавижу! – произнёс он и сильно ударил ногой по мусоропроводу. – Что вам всем от меня только надо. Будто я всем мешаю… Мне с вами воздухом одним дышать трудно… – говорит он зло, открыв мусоропровод и приготовившись выкинуть не законченную рукопись.

– Тяжёлый был день? – произнёс чей-то тихий тонкий голосок.