ALEX LIGHT

THE UPSIDE OF FALLING

Печатается с разрешения автора и и Wattpad Corp.

Иллюстрация на обложке Анастасии Васильевой

Дизайн обложки Ольги Жуковой

Перевод с английского Александры Самариной

Copyright © 2020 by Alex Light

Originally published by Wattpad in 2017.

© Александра Самарина, перевод на русский язык, 2023

© Анастасия Васильева, иллюстрация на обложке, 2023

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Посвящается десятилетней мне, той девочке, что мечтала издать книгу.

Бекка

В моей жизни случались яркие дни, которые я и по прошествии времени помню так отчетливо, словно все было только вчера. Так мне запомнилось летнее утро, когда моя мама наконец научилась печь – кстати, тогда же наша квартира наконец перестала пахнуть как коптильня. Или тот день, когда я, десятилетняя малышка, наконец поняла, как ездить на велосипеде без дополнительных колес. Но бывали и такие дни, которые больше всего на свете хотелось забыть. Например, когда ушел папа. Или когда я впервые завалила контрольную по математике.

Но большую часть моей жизни составляли дни, нисколько не стоящие внимания, сливающиеся в блеклую вереницу. У меня даже появилась привычка: на исходе каждого дня спрашивать себя, стоит ли он того, чтобы его запомнить, или лучше забыть?

По всем признакам сегодняшний обещал оказаться в числе забытых. И это при том, что первый урок еще даже не начался.

Я сидела, прислонившись спиной к последнему дубу, оставшемуся на территории всей старшей школы «Иствуд», а на моих коленях лежала книга. Это было мое излюбленное местечко для чтения на кампусе: находилось оно за футбольным полем, поэтому вдалеке от суеты, но и не то чтобы на отшибе. Оттуда я могла наблюдать утреннюю тренировку ребят из школьной команды, которые бегали по траве без футболок. Одно это красноречиво указывало на то, что осенью в нашей солнечной Джорджии и не пахнет. Хотя, уверена, они и при минусовой температуре бегали бы без футболок. Щеголять кубиками пресса для них куда важнее, чем беречься от обморожения.

Я подняла глаза от книги и украдкой покосилась на команду. Одного быстрого взгляда оказалось достаточно, чтобы заметить группку учеников, выстроившихся по краям поля. Сплошь одни девчонки. Надо отдать им должное: встать ни свет ни заря лишь ради того, чтобы понаблюдать за тренировкой? Вот это самоотверженность. Впрочем, проснуться с утра пораньше, чтобы спокойно почитать – не менее странное решение.

Я думала, что после развода родителей мне разонравятся любовные романы, а вышло наоборот – я стала читать их куда больше. Я проглатывала по две книги в неделю и все не могла насытиться. Если в жизни любви не бывает, думала я, то уж в книгах она существует. Здесь, меж страниц, ей ничего не грозит. Сердечные драмы тут умеренные, у них нет болезненных последствий, они не бьют по тебе снова и снова. Сами посудите: неслучайно ведь все книги заканчиваются сразу же после того, как влюбленные воссоединяются. И впрямь, кому захочется читать дальше и наблюдать, как «долгая и счастливая жизнь» превращается в нескончаемую и несчастную?

Зазвонил звонок, и я подскочила. Книга соскользнула с колен, и я быстро подхватила ее, чтобы трава не запачкала страницы. Убрала свои вещи в рюкзак и безо всякого энтузиазма зашагала к подножью холма, через поле, а потом и по заставленным синими шкафчиками коридорам, полным учеников, торопящихся на первый урок. Честно сказать, картина была забавная. Девятиклассники спешили так, будто на кону стоит их жизнь. А вот ребята из выпускного класса не торопились, лениво облокотившись на шкафчики, словно законы времени к ним вовсе и не применимы. Я протиснулась мимо них, лавируя к кабинету английского. Опаздывать я не любила. Не потому что я такая вся из себя паинька. Просто я терпеть не могла эти сальные взгляды, будто звонок на урок – это заодно и сигнал к действию для любителей попялиться.

– Доброе утро, мисс Коппер, – поздоровалась я с учительницей, дружелюбно помахав рукой. Она что-то проворчала, не сводя глаз с экрана компьютера. Я украдкой улыбнулась. Есть вещи, которые не меняются. В том числе и ее утренняя враждебность, на которую всегда можно рассчитывать.

Я уселась за свою парту – последнюю в ряду, – и снова раскрыла книгу. Герои прильнули друг к дружке в поцелуе. Неужели от любви весь мир вокруг и впрямь замирает? И почему это чувство возрождает к жизни всех женских персонажей? Была ли у героини вообще жизнь до встречи с возлюбленным? Или прежде она была эдаким зомби и жила, точно в коме? Как же любовь смогла ее изменить и, самое главное, почему эта романтическая чушь никак мне не надоест?

Поток мыслей прервали две девчонки, попавшие в поле моего зрения. Одна указала на дверь, а вторая поправила воротничок рубашки и взбила прическу. Это могло означать лишь одно…

В класс вошел Бретт Уэллс – и вся комната точно солнцем озарилась. Он улыбнулся учительнице и неспешной, чарующей походкой направился к своей парте, стоявшей как раз напротив моей. Казалось, время тут же замерло. Мне даже пришлось взглянуть на часы, чтобы удостовериться, что мне это только кажется. На всякий случай.

Нужно отдать этому парню должное. Пожалуй, на моей памяти лишь он сумел стереть грань между вымыслом и реальностью. Золотисто-русые волосы, непринужденная улыбка, совершенство в каждой черте, голубые глаза, в которых невозможно не утонуть. Казалось, будто он сошел прямиком со страниц книги и материализовался прямо передо мной. Неудивительно, что половина школы была от него без ума. Даже преподаватели – и те не в силах были сохранять нейтралитет. Мисс Коппер, кажется, даже залилась краской. Гадость какая.

Таинственности ему прибавлял и тот факт, что о щедрости его родителей в школе слагались легенды. Еще в одиннадцатом классе^[1], незадолго до окончания учебного года, поползли слухи о том, что его семья собирается пожертвовать несколько тысяч долларов на капитальный ремонт футбольного поля. Это и впрямь были очень состоятельные люди. Зачем им это понадобилось? Понятия не имею. Но когда несколько недель назад начался новый учебный год, ворота на поле и впрямь сверкали, на траве белела свежая краска, а на трибунах и следа не осталось от ржавчины и разноцветной жвачки. Уэллсы свое обещание выполнили.

Я сидела, уставившись на темно-синюю спортивную куртку с эмблемой нашей школы, висевшую на спинке его стула. Она, точно флаг, возвещала, кто же он такой, ее хозяин – Бретт Уэллс, капитан футбольной команды. Не то чтобы я много о нем знала – слухи, которые шепотом передавали друг другу девчонки в школе, и рассказы о баснословных чеках – не в счет. Но в глубине души мне было любопытно, так ли он хорош, как все говорят. И правда ли, что у него никогда не было отношений. С таким-то личиком? Сомнительно.

– Бекка Харт! – позвала мисс Коппер, вырвав меня из задумчивости. – Потрудитесь-ка ответить на мой вопрос, как только закончите витать в облаках.

Жар залил сначала шею, а потом и щеки. Спустя секунду он добрался уже до ног.

– На какой вопрос? – с трудом выговорила я.

– Я просила дать определение концепции «несчастных влюбленных».

Я пролистала тетрадь и нашла записи со вчерашнего урока.

– «Несчастные влюбленные – это герои, чья любовь обречена, – прочитала я вслух. – Против них разом борется столько сил, будто они рождены под несчастливой звездой^[2]».

Мисс Коппер, удовлетворенная моим ответом, записала его на доске. Скрип мела прорезал тишину, воцарившуюся в классе. А когда учительница наконец обернулась, мое сердце уже снова билось в привычном ритме. Пока она не спросила:

– И как вы думаете, оно того стоило? Не напрасно ли Ромео с Джульеттой боролись друг за друга, заранее зная, что их любовь обречена?

В классе я обычно помалкивала. Но если речь заходила о любви в литературе, я, повинуясь гадкой привычке, устраивала циничные мини-проповеди.

Я покачала головой.

– Нет, оно того не стоило. Любовь разрушила их жизни. Какой вообще смысл любить человека, если точно знаешь, что вам не быть вместе? – Я постучала по парте карандашом, не обращая внимания на одноклассников, уставившихся на меня. Выражения, застывшие на их лицах, были прекрасно мне знакомы. Я даже успела к ним привыкнуть. Моя мама и лучшая подружка точно так же вскинули брови, когда впервые это услышали. Вот только мне не нужны были ни их доводы, ни жалость, потому что я все решила. И это не обсуждается! Любовь разрушительна и вредоносна. Только на страницах книг она безопасна, и этого опыта мне вполне достаточно. Взгляните хотя бы на Ромео и Джульетту. Трагична ли их история? Безусловно. Но приходилось ли мне переживать из-за вековой вражды между мной и несуществующим возлюбленным? Точно нет.

Когда Бретт обернулся и взглянул на меня через плечо, сдвинув густые брови, я вперила взгляд в тетрадку. Задняя сторона обложки вся исписана изнутри цифрами, некоторые из них выведены желтым маркером, некоторые – синей ручкой и даже карандашом – словом, всем, что оказывалось под рукой. Здесь я вела отсчет дней до выпускного, когда смогу наконец покинуть школу, полную тысяч незнакомых лиц.

Последний год остался, напомнила я себе, и в этот миг в воздух взметнулась очередная рука.

– Я с этим не согласна, – заявила Дженни Макгенри. Одета она была в черлидерскую форму того же цвета, что и куртка Бретта. – Ради любви стоит рискнуть, даже если в итоге тебе разобьют сердце. – Другие ученики закивали. Мисс Коппер тоже.

– Ромео и Джульетте не просто разбили сердце, – напомнила я. – Они погибли!

– Но друг за друга! – вставил еще кто-то.

– А если бы они и выжили, книжка все равно кончилась бы раньше, чем они отдалились друг от друга. Любовь временна. Это вам не волшебное зелье, исцеляющее все раны. Об этом и писал Шекспир. Его герои и умерли потому, что оказались чересчур наивными, решив, будто их любовь способна положить конец войне!

– Тебе легко говорить, – заметила Дженни.

Класс затих.

– О чем это ты? – спросила я.

– Да все о том же – о любви. Легко высмеивать то, чего никогда не чувствовала.

Ее слова были точно удар под дых. Может, Дженни вовсе и не хотела меня обидеть, но все дело в том, что в девятом классе, когда мы обе были неопытными четырнадцатилетними девчонками и просто плыли себе по течению, мы были лучшими подружками. А потом пролетело лето, начался десятый класс, Дженни сняла брекеты, прибавила несколько дюймов в росте (и других частях тела) и утратила интерес к нашей дружбе. На нее вдруг обрушилась огромная популярность. Она присоединилась к черлидершам и расколотила вдребезги не одно сердечко.

После этого она превратилась в лицемерку, раздающую любовные советы направо и налево, убийственно снисходительную в общении с одиночками вроде меня. Будто бы всего несколько месяцев назад мы с ней не плыли, так сказать, в одной лодке. Будто наличие парня превращало ее в эксперта в делах сердечных. Не смешите.

Сперва ее поведение было еще терпимо, но теперь, по прошествии двух лет, по-настоящему раздражало.

И это еще слабо сказано.

Но как бы там ни было, подробностей о разводе моих родителей Дженни не знала. Знала только, что папа с нами не живет – она заходила ко мне в гости, так что догадаться об этом не составляло труда. Но я никогда не рассказывала ей о случившемся. А она и не спрашивала. И потому ее слова не были продуманным оскорблением, попавшим точно в цель. Чистое совпадение. И все же они меня ранили.

Я снова вскинула руку.

– Необязательно влюбляться самой, чтобы понять, что это за чувство.

– А по-моему, ты не права. – Дженни обернулась и кивнула на книгу на моей парте. – Книжки – это одно, а настоящие чувства – совсем другое. Не надо их путать.

Я тут же накрыла книжку тетрадкой.

Мисс Коппер прочистила горло.

– Довольно, Дженнифер, – сказала она и начала раздавать распечатки, объявив, что остаток урока мы поработаем в тишине. На слове «тишина» она смерила меня таким взглядом, что я невольно вжалась в стул.

До конца урока я вяло отвечала на вопросы самостоятельной, прокручивая в голове слова Дженни. Она была неправа. Я многое знаю о любви. Знаю, что она бывает двух типов: 1) настоящая и 2) выдуманная, как в книжках. Настоящая – это та, что существовала между моими родителями до развода. А выдуманную я предпочитала с тех пор, как папа ушел.

Я покачала головой, представив, как мрачные мысли вылетают через уши, и сосредоточилась на заданиях. До конца урока я только один раз подняла глаза от самостоятельной и поймала на себе взгляд Бретта. Он смотрел так, будто читал мои мысли – или, того хуже, душу. Что-то было в его взгляде такое, что заставило меня с облегчением выдохнуть, когда наконец прозвенел звонок.

Как я уже говорила, этот день обещал оказаться в числе забытых…

Но лишь до поры до времени.

Все случилось, когда я, стоя у своего шкафчика, искала в нем учебник по биологии. Надо мной вдруг нависла тень.

– Уже два года прошло, а ты по-прежнему без ума от этих книжек, – заметила Дженни, выхватив у меня из рук книгу под названием «Если я твоя». Она посмотрела на обложку и фыркнула. – Почему это он полуголый? И как так вышло, что ее сиськи больше головы?

Я вырвала у нее книгу и спрятала под мышку.

– Ты разве не видишь, что эти любовные романчики ничего общего с реальностью не имеют? – спросила она.

Я сделала вид, будто что-то старательно ищу в шкафчике.

– Этим они мне и нравятся.

– Тогда не удивительно, что на уроке ты прямо-таки сочилась пессимизмом. С такими литературными вкусами ты обречена на разочарование!

Только посмотрите, всего несколько бойфрендов в послужном списке, а уже возомнила себя любовным гуру и щедро делится знанием с неопытными смертными вроде меня. Какое благородство.

Интересно, подумала я, как бы она заговорила, если бы знала о разводе. О том, что у меня есть веский повод для пессимизма. Если бы ей было знакомо это чувство – любить того, кто тебя оставил.

– Мне пора на урок, Джен. Нельзя ли отложить этот непрошенный сеанс психотерапии на завтра?

– А тебя родители разве про это все не расспрашивают? – поинтересовалась Дженни, проигнорировав мои слова, и заправила за ухо кудрявую прядь.

Я застыла. Вот оно, то самое слово. Родители. Во множественном числе. Предполагающем, что в моей жизни присутствуют они оба.

– О чем именно?

– Об отношениях. Помню, когда мы учились в девятом классе, твоя мама часто с нами о любви разговаривала. Ты что, забыла? У нее разве что сердечки из глаз не сыпались – и она очень ждала, что мы с тобой втрескаемся в кого-нибудь. Вот бы она меня сейчас увидела.

Бог ты мой, как же меня это бесит. Что плохого в том, чтобы быть одиночкой? Что плохого в том, чтобы ни с кем не ходить за ручку и что там еще делают парочки? Почему девушка в семнадцать лет не может жить сама по себе, никого этим не возмущая? И чтобы никто не ждал от нее, что она вот-вот влюбится!

Сама не знаю, как вышло, что слова, которые я произнесла следом, так легко сорвались с моих губ. Может, все дело в том, что я еще не простила Дженни за то, что она выбрала популярность, а не меня. А может, виноваты ее многолетние шпильки в адрес моего одиночества. Или мне просто хотелось защитить любимые книжки, за которые я хваталась, как за соломинку, – единственное напоминание о том, что любовь все-таки существует.

В чем бы ни крылась причина, в ответ я ляпнула:

– Маме ни к чему меня донимать разговорами об отношениях, потому что у меня они есть.

Я ждала, что сейчас земля уйдет из-под ног, стены и потолок обрушатся, и мы окажемся среди руин, а на моем лбу вспыхнет клеймо «ЛГУНЬЯ». Ждала, что моя бывшая лучшая подруга пристыдит меня за то, что я вру. Но она лишь приоткрыла рот, и тут я поймала себя на мысли о том, как же изменилась пятнадцатилетняя девчонка, которую я знала когда-то.

– И кто же он? – с неподдельным интересом спросила она.

Я судорожно придумывала, что ответить. Имя. Краткую биографию. Хоть что-то. Ладони покрылись потом, а все вымышленные персонажи из прочитанных книг в один миг точно стерлись из памяти.

И когда я готова была уже признать поражение, на моей талии сомкнулись чьи-то руки, а чьи-то пальцы сплелись с моими.

Я подняла голову и встретилась взглядом с Бреттом. Он улыбался.

– Вот ты где! – произнес он, не сводя с меня глаз.

Чувство было такое, словно я только что пробудилась ото сна и пропустила несколько минут собственной жизни.

– Привет, – медленно проговорила я, с удивлением глядя на его руку в моей. Как так вообще вышло?

Бретт так смотрел на меня, точно пытался сказать: «Ну же, Бекка, подыграй мне!»

Дженни переводила взгляд то на него, то на меня. Вид у нее был до крайности смущенный – и я прекрасно ее понимала. Она внимательно посмотрела на ладонь Бретта, лежащую на моей талии, и спросила:

– Вы что, встречаетесь?

Я уже собиралась было сказать – нет, что ты, – это же просто смешно, но тут Бретт произнес – и, надо сказать, удивительно легко:

– Да, уже несколько месяцев. С летних каникул. Так ведь? – он выжидающе взглянул на меня.

К этому моменту я уже мысленно орала на собственный мозг, требуя его отправить ко рту нужные сигналы и заставить меня (пора бы уже) заговорить.

Я робко кивнула.

– Мы не хотели огласки, – продолжил Бретт с такой улыбкой, будто в эти минуты проходил кастинг в голливудский фильм.