Пролог

Пролог

«Цок-цок, цок-цок».

Эхо гулко отзывалось под сводами величественного зала.

«Цок-цок, цок-цок».

Звуки шагов раздавались в царящей в этом месте тишине, отражались от стен и терялись в затаённых закоулках где-то там, наверху. Высота сооружения ошеломляла воображение, просто удивительно, как неведомо сколько веков назад канувшие в лету неизвестные строители смогли создать нечто подобное. Попасть сюда удавалось немногим посвященным, скрытая в непроходимых дебрях исполинских лесов западного побережья Андилара цитадель, ставшая пристанищем древнего ордена, совсем не жаждала увидеть незваных гостей, хотя, без сомнения, всегда была готова к этому. Большая часть надежно скрытого от любопытных глаз замка располагалась глубоко под землёй, поговаривали, что она была воздвигнута настолько давно, что с тех пор успела погрузиться на десятки метров вглубь. Кто его знает, как оно раньше было, на самом деле, история и память обитателей этой части Андилара не сохранила даже преданий о тех временах. Уже значительно позже вокруг цитадели вырос этот удивительный лес.

«Цок-цок, цок-цок».

Степенно и величаво приближаются шаги к самому сердцу ападаны Семи Печатей, в центре которой, как и тысячи лет назад, хранится гигантский кристалл насыщенного карминового цвета. Скрытый от всех, он должен был остаться таким навечно, однако у всего есть свой предел. Когда-то, очень давно, почти случайные исследователи смогли попасть внутрь и приблизиться в алчном порыве, обуявшим их сердца, к этому месту, именно они и запустили череду последовавших событий, растянувшуюся на века и положившую начало конца этого мира. Андилар – цветущая райская обитель, ставшая пристанищем для многих и многих народов, некогда надёжно ограждённая от зла, сделала первый шаг к пропасти. За ним последовал второй, а потом и третий. Большая часть обывателей, населяющих всевозможные земли жила, как и прежде: радовалась, грустила, воевала, умирала и рождалась вновь, не замечая грозной поступи хаоса, уже заглянувшего в этот мир. Семь шагов, семь печатей. Сколько же понадобилось времени для того, чтобы подобрать ключи и разрушить скрепы, удерживающие мироздание в хрупком состоянии равновесия? Бесконечно долго, с точки зрения обычного человека, и всего несколько мгновений для сущности божественного порядка.

«Цок-цок, цок-цок».

Шедший практически в кромешной темноте жрец наконец-то достиг цели своего пути и остановился в нескольких шагах от кристалла. Некогда, тысячи лет назад он был холоден и практически мёртв, теперь же всё изменилось. Лёгкие багровые отсветы, словно диковинные цветы, зарождались где-то внутри, отбрасывая зловещие отблески на темные каменные стены зала. Фигура, скрытая бесформенным чёрным балахоном, преклонила колени и медленно развела руки в стороны.

– Уже скоро, мой повелитель! Подождать осталось совсем немного! – проскрежетало во тьме.

Голос говорившего, скрипучий и мертвенно-холодный, заметался под сводом, и, словно в ответ на обещание, где-то глубоко в центре кристалла возникла яркая вспышка, доставляя несказанное удовольствие тому, кто потратил очень долгую жизнь на то, чтобы приблизить этот самый последний седьмой шаг.

Глава 1

Душный воздух с трудом проникал в разгоряченные легкие. Словно расплавленный свинец, заливаемый катом, он обжигал глотку и не приносил облегчения. Вдох за вдохом складывались в бесконечную унылую вереницу, сколько их было, сколько их еще будет, одному Темному известно. И унылый, ставший уже давно, с самого первого дня, ненавистным, скрип плохо смазанной, протертой бронзовой уключины.

Грей всего на секунду задумался и тут же пожалел об этом, хлыст бдительного надсмотрщика вспорол наполненный зловонным смрадом немытых тел воздух, и, как клещ, впился в спину несчастного парня. На коже мгновенно появился ярко-красный след, однако, несмотря на силу удара, она осталась целой, ведь нанесший его капитас прекрасно знал, что если существенно повредит рабочую силу, то и сам легко может занять место раба.

Сколько их было, этих ударов, юноша не помнил, слишком часто приходилось бедолагам испытывать их на себе, причем они не могли даже простонать, властью корабельного мага каждый из неполной сотни гребцов на галере был лишен права распоряжаться собственным телом.

Этот, ненавидимый всеми без исключения колдун мог многое, он был мастером своего дела и уже четырнадцатый год служил на «Медном Октопусе». Словно в насмешку, дипломированный чародей оставил подневольным гребцам способность мыслить, понимать, то, что с ними происходит, чувствовать и безропотно сносить удары плетей по спинам, шеям и головам. Хотя, возможно, именно таким и было действие его нечестивого колдовства, никто из рабов не знал.

– Бум, бум, – глухо стучит кожаный барабан, смазанный жиром от пересыхания на палящем солнце, и мерно отсчитывает бесконечные гребки.

Мысли, как всегда в последние несколько месяцев, хаотично метались в голове начавшего впадать в отчаяние юноши табуном взбудораженных лошадей, до поры сдерживаемое всё еще сильной волей безумие медленной волной поднималось из глубин и постепенно затапливало сознание. Пока Кин-тоор еще держался, с трудом, но находил в себе силы остаться в этой реальности, в такие моменты очень помогали воспоминания о потерянном, скорее всего, навсегда, доме, о любящем и заботливом отце, о старших братьях.

Иногда Грей замечал, как время от времени гребцы сходили с ума, как будто что-то внутри их косматых голов внезапно безвозвратно ломалось. Казалось, в какой-то момент они куда-то неуловимо ускользали, и после очередного небольшого отдыха рабы так и продолжали сидеть, что-то бормоча себе под нос, не реагируя ни на что, причем переставало действовать и подчиняющее заклятие, после чего их тут же забирали надсмотрщики. Видимо, даже маг не мог наложить свои чары на мозги окончательно свихнувшегося бедолаги. Опытный колдун, конечно, сумел бы превратить их в нежить и таким образом заставить работать, но, судя по всему, это было нерационально, а может быть, контроль подобного некроса требовал от него гораздо больше сил, кто их разберет. Рабов уводили куда-то на верхнюю палубу и приносили в жертву богу морей и океанов Кракену, отправляя на дно с привязанным к ногам балластным камнем, а по приходу в порт место выбывших вновь занимали те, кому в этой жизни крупно не повезло.

«Ну уж нет, меня вам так просто не взять, – снова и снова твердил про себя Грей, – я вам так просто не дамся. Грести, грести, раз, раз, – считал про себя парень, а его крепкие руки, давно успевшие покрыться толстыми мозолями, мерно качали вместе еще с двумя бедолагами огромное весло. – Раз, раз. Не сдаваться. Раз, раз».

Как же хотел младший сын, весьма не бедного рода, понять, что же произошло, что же случилось с ним в тот прекрасный вечер последнего дня весны. Единственное, что запомнил Грей – это расплывающиеся перед подозрительно быстро осоловевшими глазами огни столичной таверны, бесшабашное хмельное веселье, озорные подавальщицы, стреляющие хитрыми взглядами и как бы невзначай норовящие прижаться полной грудью к симпатичному парню в надежде на дополнительный заработок и весело проведенное время, брат, куда-то ушедший в компании одной из девиц. И все. Следующее воспоминание – рабский ошейник из живой кожи, врезавшийся в горло и не дающий дышать при малейшем признаке на сопротивление, мерзкое изобретение хитроумных торговцев живым товаром из Дахарана, невозможность произнести хоть слово, и палящее, кажется, с каждым днем все сильнее, безжалостное южное солнце. Один такой ошейник, как юноша знал, стоил до пяти полновесных золотых харбинских динариев. Огромные деньги, но работорговцы из всех известных земель, не задумываясь, выкладывали их, как только появлялась оказия заполучить в свои загребущие руки эту мерзость. Таким ремешком легко было усмирить любого, даже самого строптивого воина. Можно, конечно, использовать простое или не очень железо, но оно изрядно портило товар и совсем не исключало побега, а с живой кожей шутить будет только самоубийца или полный идиот.

Жара стояла жуткая, мысли лихорадочно плясали в голове, не в силах остановиться на чем-то отдельном. Хотя, скорее всего, это являлось одним из эффектов магии подчинения. Грей мысленно взвыл, только вой – не вой, а беспощадное солнце все так же продолжало вытапливать последние капли влаги из всё еще крепкого, хоть и изрядно похудевшего тела. Казалось, что оно шевелится в грязных спутанных волосах сидящего впереди товарища по несчастью, хотя, наверное, это были вши или какая другая живность, о гигиене тут заботились в последнюю очередь.

«Сейчас бы искупаться», – отстраненно подумал юноша.

Прямо перед собой и боковым зрением он видел почти полсотни обреченных рабов, и знал, что еще столько же расположено сзади. Все они, не переставая обеспечивали уверенный ход галере под монотонный стук сводящего с ума барабана. И нет никакой возможности ни бросить весло, ни встать в полный рост, пускай это даже привело бы в бешенство старшего надсмотрщика, толстого и обрюзгшего уроженца одного из множества островов Огненного архипелага. Этого жирного ублюдка нельзя было спутать ни с кем иным, достаточно было увидеть его длинную, тщательно заплетенную, сальную косу, обвязанную вокруг головы и узкие, заплывшие жиром, глаза. Как же мечтал гордый молодой безземельный дворянин вот прямо сейчас встать и голыми руками задушить и мага, и всех надсмотрщиков, и капитана, и каждого из остальных членов невеликой команды, вечно глумящихся над безвольными, но тем не менее всё понимающими рабами.

Сколько времени он уже провел на галере? Месяц, два, полгода, год? Дни тянулись молчаливой вереницей, время от времени прерываемой звонким хлопком бича. Иногда можно было перевести дух, когда гребное судно заходило в порт и, скрипя всем своим массивным телом, прижималось к деревянному причалу, отпустить осточертевшее весло и, забывшись, немного поспать после распределения скудного пайка и пары глотков драгоценной воды. Мысль о живительной влаге добавила мучений.

«Маги, будьте вы прокляты! И будь трижды проклят тот, кто приготовил мне все это!» – в сердцах мысленно прокричал парень и получил очередную порцию внушения от надсмотрщика.

Еще совсем недавно молодой и амбициозный сын Серилла Кин-тоор готовился защитить честь семьи на ежегодных королевских состязаниях. Годами тренировался Грей в ожидании этого важного момента, как мечтал он протянуть свой меч рукоятью вперед самому правителю Кастора и принять от него звание победителя Гранд-турнира, низко склонив свою голову в глухом шлеме, положенному по традиционным правилам состязаний. Согласно уложению, в нем не должно было иметься места предвзятостям, только сила, личная отвага, ловкость и никакой магии. Король протягивал неизвестному герою верительную грамоту в золоченом тубусе, который был зачарован на крови таким образом, что только победитель мог его открыть и не повредить содержимое. И, пожалуй, не нашлось бы во всем королевстве более почетного подарка.

С этой грамотой можно было смело рассчитывать на теплое место в рядах королевской гвардии, открывающее весьма широкие перспективы, на положительный ответ практически любой незамужней девушки, кроме, пожалуй, самых известных семей, да и то не факт. И на обучение высокому искусству боя в крепости Танцующих камней, расположенной неподалеку от Карен-доола, куда простому смертному практически невозможно было попасть, но каждый мальчишка о ней слышал и мечтал когда-нибудь оказаться в ее стенах. Да много чего еще можно было получить молодому, не имеющему права на отцовское наследство, младшему отпрыску, все детство проводившего в непрерывных учебных боях с лучшими наставниками, которых только мог себе позволить его батюшка, доверенный советник наместника портового города Гелондор.

Многое сумел дать ему отец, но не все. Закон есть закон, и всё имущество семьи наследовал старший сын, а двое других должны были сами прогрызать себе дорогу в будущее. Тем не менее Грей получил неплохое образование, семейный магик не зря ел свой хлеб и смог обучить некоторым секретам своего невеликого мастерства непоседливого мальчишку, вечно пытающегося подстроить старику какую-нибудь безобидную пакость. Строгий учитель заставлял талантливого паренька наизусть заучивать гербы и девизы окрестных лордов и тех, кто жил достаточно далеко. Негоже воспитанному юноше не ведать о знатных соседях, мало ли куда забросит его судьба. Обучал всему, что знал о дальних землях и различных народах, их населяющих, частенько его рассказы больше походили на сказки, однако о чем бы ни вещал старик, выглядел он всегда очень степенным и серьезным. Многое юноша умел и знал.

Не мог он только разорвать магические путы, сковавшие его тело, не мог бросить ненавистное весло, не мог даже умереть. Все, что ему оставалось – ненавидеть. Ненавидеть весло и мага, державшего его в повиновении, галеру и человека, который отправил его сюда.

А ведь как все хорошо начиналось, остались позади все испытания, пригодились все навыки, впитанные от нескольких десятков мастеров, среди которых были и пожилые ветераны последних мелких войн и походов, закаленные в уличных боях Белноора, Лакрусты и многих других, щедро политых кровью, мест. Были лесные воители Андрических предгорий, были известные мастера, наёмники и просто случайные воины, проходившие через город и желающие своей наукой заработать пару лишних монет. Были веселые северяне, были угрюмые степные кочевники, как никто другой умевшие тренировать не столько мастерство, сколько изменять тело воина, делая его отточенной боевой машиной, способной не только выпускать два десятка стрел в минуту, но и с успехом уворачиваться от них. Был даже неведомо как попавший в эти края косматый хорн, от которого остались только шрамы и крепко засевшее в голову непонимание этого странного народа. Как ни бился угрюмый мастер, но не смог обучить молодого человека своим техникам, так и ушел гордец, не признав результаты убедительными и не взяв полностью положенной ему платы, оставив себе только малую часть «за беспокойство». Да и как можно было перенять хоть что-то от похожих на человека, но все же зверолюдей, лишь по явному недомыслию Пресветлого появившихся в этом мире и обитающих где-то далеко на востоке за Снежным хребтом. Отец очень любил своего младшего озорного сынишку и во всем старался ему угодить, его посыльные без устали подыскивали учителей для смышленого паренька, и в конечном итоге это принесло свои плоды.

Был финальный бой, был пот, застилающий глаза, скрытые глухим стальным шлемом, и радость победы, была сумасшедшая гордость при получении из рук самого правителя верительной грамоты и особого подарка лично от короля, золотого перстня с изумрудом, очень уж понравился ему ловкий поединщик. Что произошло потом, что случилось? Вряд ли теперь кто-нибудь сможет об этом рассказать.

В голове, уже который день подряд, не было ничего, кроме лютой ненависти, она сжигала паренька изнутри, пылала где-то глубоко в помутневших от бесконечной душевной усталости глазах. Ох, если бы он сейчас мог, Грей бы спалил всю галеру вместе с собой, пошел бы с безумной радостью на дно моря на корм глубоководным рыбам, да хоть в брюхо самому Великому Кракену. Только ничего этого он сделать не мог. Как ни старался он разжечь в сотне бесплодных попыток огонь силой мысли или заставить свое яростное сердце остановиться, всё, что молодой человек видел – это только циничная ухмылка корабельного мага, непонятно как выдерживающего такое пекло в плотном ритуальном костюме, пошитом из красной замши, который периодически обходил свое людское стадо, иногда подправляя наложенные чары. Он словно чувствовал наивные попытки жалкого раба, но они были ему лишь смешны, хотя наверняка подобные мысли посещали каждого из сидящих на скамьях горемык.

Вот и сейчас Грей смотрел на бритый затылок колдуна, непонятно почему оказавшемуся в этот миг на носу галеры и пристально всматривающегося в горизонт, цепкий глаз воина заметил судорожные движения пальцев этого ненавистного человека – верный признак чтения заклинаний. А в следующее мгновение маг упал на колени, вцепившись в свое горло скрюченными пальцами, страшно захрипел, а из его схваченной спазмом глотки донеслись булькающие звуки.

Ох, как же сладко стало в этот миг на сердце у парня, беспомощный раб в его душе возликовал, но продлилось это недолго. Именно в этот момент страшный удар сотряс все существо Грея, неведомая сила вырвала его из оков собственного изможденного тела, выкинула его в небытье, в море Хаоса, в свет, во тьму, в ничто, все смешалось.

За доли секунды в голове несчастного парня пронеслись какие-то смазанные картины, ужасная какофония звуков, и среди всего этого громоподобный голос изрек: «Да будет так, смертный! Ты просил помощи, и ты ее получишь, останешься в живых, вернешь долг!».

Все произошло так быстро, что юноша не сразу смог понять, что происходит, что за безумные образы проносятся перед его глазами. Он видел вставшие чудовищным гребнем мгновенно потемневшие волны, пытающиеся разорвать галеру на части, почерневшие небеса и старающегося подняться на ноги мага. Первый удар обезумевшей стихии обрушился на корпус судна, словно тростинки, он ломал толстые галерные весла, легко, будто они совсем ничего не весили, вырывал их вместе с крепежом и держащими их людьми. Грею повезло, его правило вырвалось из рук и, высоко взлетев, переломилось пополам. Только вот удача улыбнулась в эти мгновения совсем немногим, рваные раны на телах рабов, оторванные конечности, нечистоты из вспоротых животов, обломки дерева слились в какую-то чудовищную мешанину и заполнили собой окружающее пространство.

 Парень вновь обратил внимание на мага, отчаянно пытающегося закрыться руками от того, что спускалось из раскрывающихся небес. Но нет, он не просто закрывался, он отбивал атаки, он вел свой собственный, никем не видимый бой. Грей, от рождения не выделяющийся какими-то особыми магическими талантами, с удивлением понял, что он непонятным ему образом ощущает творимую сейчас волшбу.