Цитаты из книги «Забвение истории – одержимость историей»

необходимо сначала прочитать, чтобы потом перевернуть ее. Так, христианское покаяние требует вспомнить, чтобы потом можно было забыть: нужно осознать грех и назвать его, чтобы затем священник отпустил его. Нечто похожее происходит в эстетическом акте катарсиса: инсценирование трагического

Вслед за Ницше французский социолог Морис Хальбвакс поставил на новую основу вопрос о критериях отбора для памяти, введя в изучение памяти понятие «социальные рамки». Под ними подразумевался принцип отбора, который диктуется индивидууму социальной группой . По мнению Хальбвакса, то, что памятуется или не памятуется

отличается своей способностью вызывать нужные воспоминания тем, что он воздвигает в собственном сознании барьер, который защищает его от массы бессвязных воспоминаний» . Когнитивная психология и нейрология говорят сегодня об executive function (исполнительной функции). Под этим подразумевается способность сознания, отключая внимание от нерелевантных ассоциаций

виде учебников, романов и кинофильмов. Свидетели истории являются, по словам Гюнтера Грасса, «вымирающим меньшинством». Люди, занимавшие в нацистском государстве ответственные посты и активно участвовавшие в войне, принадлежат сегодня к быстро сокращающемуся меньшинству. Я называю их «поколением 33-го», ибо их вступление в деятельную взрослую жизнь пришлось примерно на эти годы. Но в «свидетели Истории» это поколение обычно не годится, ибо для свид

В своем исследовании истории политических идей послевоенного времени Дирк ванн Лаак противопоставил два типа идентичности. Он называет их «личность» и «характер», соотнося их с двумя типами культур: личность соответствует аристократической культуре с ее политическим прагматизмом, а характер

Эта молодежь ежедневно видела «ловкую манипуляцию правом, которое превращалось в неправо и наоборот, а потому с циничным скепсисом дистанцировалась от принципиальных вопросов права. Такая ситуация усиливала потребность в защитной оболочке. Она становилась маской для закаленного характера, до его, так сказать, полной непробиваемости» «Преображение» стало антонимом «характера». Люди, которые считали главной добродетелью умение «держать удар», иммунизированы законом сохранения своего лица против болезненной и унизительной для них необходимости перестраивать свою идентичность. Такая перестройка предполагала именно то, чему всеми силами сопротивлялся характер, закаленный культурой стыда: внутреннее перерождение, рефлексию, здравомыслие и готовность учиться. Ясперс четко сформулировал категорический императив преображения в уже приведенных словах, связанных с культурой вины и культурой стыда: «Каждый должен в такой катастрофе переплавиться и родиться вторично, не боясь, что это его опозорит»[296]. Для Дольфа Штернбергера, издателя журнала «Преображение», оно означала «умение проигрывать»; он называл это «высшей и ближайшей целью нравственного воспитания, как для отдельного человека, так и для нации». Далее Штернбергер говорит: «Умение держать удар – это идеализация дурного упорства, которое не желает ни изменений, ни конца и не желает сдаваться, пустое упрямство, гримаса храбрости. Умение проигрывать – вот настоящее человеческое качество. <…> Мы достаточно натворили „сверхчеловеческого“ (и бесчеловечного). Пора наконец сделать что-то человечное!» [297]

За «тотальной войной» немцев последовала «тотальная победа» союзников по антигитлеровской коалиции. Поэтому окончание войны именовалось военно-техническим термином « ». Тотальная государственно-политическая капитуляция отдала побежденную Германию под полную административную власть союзников. Развалины разрушенных немецких городов стали наглядным символом того, что Германия целиком лишилась политической дееспособности и возможности политического волеизъявления. В силу логики событий Германия из субъекта истории, пораженного манией величия, превратилась в объект управления держав-победительниц.

Четкие, созданные огромными идеологическими усилиями границы между друзьями и врагами неожиданно рухнули. Однако ценности не так просто уничтожить, они продолжают существовать вопреки аргументам и даже собственному опыту; ценности продолжают свое латентное существование под защитой молчания, они упорно сопротивляются как имплицитное содержание понятий, поэтому иногда почти невозможно противостоять скрытому смыслу некоторых слов: «дело обстоит так, что слова „отечество“, „народ“ или „нация“ как бы запускают

Во всех этих случаях подведение финальной черты увязывалось с так или иначе оправдываемым желанием забыть прошлое, с желанием немцев сохранить положительное представление о самих себе и не вспоминать о жертвах своих преступлений.