Alastair Reynolds

Zima Blue Collection. Short Stories of Beyond the Aquila Rift Collection

The Iron Tactician (novelette)

Slow Bullets (novelette)

© 2020 by Alastair Reynolds

© А. И. Ахмерова, перевод, 2020

© Д. С. Кальницкая, перевод, 2020

© А. С. Киланова, перевод, 2020

© Е. В. Кисленкова, перевод, 2020

© Е. А. Королева, перевод, 2020

© Г. Л. Корчагин, перевод, 2020

© Н. В. Кудрявцев, перевод, 2009

© А. В. Новиков, перевод, 2007, 2011

© Г. В. Соловьева, перевод, 2020

© К. Сташевски, перевод, 2020

© Ю. Ю. Павлов, перевод, 2020

© О. М. Степашкина, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

* * *

За Разломом Орла

Подлинная история

Держа в ладонях пиалу с кофе, я размышляла о том, чем занимаюсь, вернувшись домой. Одно-единственное слово привело меня сюда с Земли – я всегда надеялась его услышать, но почти позабыла о нем за прошедшие семнадцать лет.

Слово это было «дерьмо», и оно более-менее отражало мое душевное состояние.

Гроссарт пообещал встретиться со мной в кофейне «Ленивцы» на среднем ярусе Страта-Сити. Мне пришлось пробивать себе путь к столику на двоих у окна, недоумевая, почему этот столик – явно с лучшим видом – оказался свободным. Скоро я поняла: кафе «Ленивцы» находилось прямо под стартовой площадкой для дайверов и кто-нибудь из них то и дело с треском пролетал мимо окна. Создавалось впечатление, что сидишь внутри небоскреба после краха фондовой биржи.

– Повторить, мэм?

Мохнатый робот-официант преодолел сплетение трубок под потолком, смахивавшее на кишечник, и завис над моим столиком.

Я решительно поднялась с места:

– Нет, спасибо. Я ухожу. Если меня спросит мужчина… Если он спросит Кэрри Клэй, передайте: чтоб ему мочиться против ветра.

– Ну что вы, это ведь не слишком приятно.

Тот самый мужчина возник рядом со столиком, словно призрак. Я взглянула на него, когда он усаживался на свободный стул, а потом вздохнула, покачав головой:

– Боже! Вы бы хоть попытались придать себе сходство с Гроссартом, если уж не в состоянии явиться вовремя.

– Прошу прощения. Вы же знаете, что пунктуальность не для нас, марсиан. Или знали когда-то.

Я возмутилась:

– На что это вы намекаете?

– Ну, вы провели какое-то время на Земле, верно? – Он подозвал щелчком пальцев официанта, который успел двинуться по потолку в обратный путь. – Мы совсем как японцы: никогда не доверяем тому, кто уезжает, а потом возвращается. Пожалуйста, два кофе.

Я вздрогнула, когда мимо окна просвистел дайвер.

– На этот раз сделайте… – начала я, но официант уже удалился.

– Смотрите, теперь вы связаны обязательством.

Я снова бросила оценивающий взгляд на лысеющего мужчину средних лет.

– Вы не Джим Гроссарт. Даже отдаленно не похожи. Я встречала и более убедительных…

– Двойников Элвиса?

– Кого?

– То же самое говорили про Элвиса, когда он оставил затворничество. Что он выглядит не так, как ожидали поклонники.

– Понятия не имею, о ком или о чем вы толкуете.

– Разумеется, не имеете, – сказал он, торопливо переходя на извиняющийся тон. – Вы и не должны. Это моя вина: постоянно забываю, что не все помнят такие давние события. – Он указал на мой пустой стул. – Не присядете, чтобы мы могли нормально поговорить?

– Спасибо. То есть спасибо, нет.

– И я предполагаю, что даже слово «дерьмо» на данном этапе никак не поможет делу?

– Простите, – помотала я головой. – Вам придется сделать гораздо больше.

Слово, конечно, имело значение, однако меня не сильно впечатлило то, что оно известно собеседнику. Я не оказалась бы на Марсе, если бы некто, знавший его, не связался с моим агентством. Проблема состояла в том, что этот человек едва ли был тем, кого я искала.

Все это началось довольно давно.

Я сделала себе имя, освещая важные события на Земле – единственная журналистка, допущенная в Ватикан в период Перезагрузки Папства, – однако до того я считалась на Марсе репортером средней руки. Мною было написано много статей, но больше всего я гордилась одной, посвященной первой высадке – событию, которое с каждым десятилетием становилось все более туманным и все сильнее обрастало мифами. Считалось, что Джим Гроссарт и остальные погибли во время беспорядков, но я доказала, что дело могло обстоять иначе. В конце концов, ни одного тела не нашли. А беспорядки давали шанс легко исчезнуть из поля зрения общественности раньше, чем груз славы сделается слишком тяжким. Нелишне напомнить также, что прорыв в медицине, который и спровоцировал беспорядки, позволил бы любому человеку той эпохи дожить до сегодняшнего дня, пусть даже «Гидра» совершила посадку столетие назад.

Я и тогда понимала, что вероятность ничтожно мала, однако – сознательно опустив один факт, обнаруженный за время расследования, – оставила способ связаться со мной.

– Ладно, – произнес он. – Давайте я посвящу вас кое во что. Первым словом, произнесенным на Марсе, было слово «дерьмо», и на этом мы сходимся, но далеко не всем известно, что я произнес его, потому что на предпоследней перекладине лестницы у меня соскользнула нога.

Я позволила себе движением брови выразить легкое удивление, не более того. Он продолжил:

– При передаче сообщения слово вырезали, получилось совершенно незаметно. Сообщения приходили на Землю с двадцатиминутной задержкой, и никто не обратил внимания на несколько лишних секунд, потребовавшихся цензорской программе. Помните, как запинался Нил Армстронг, читая свои стихи на Луне? Никто не позволил бы вновь случиться такому.

Официант подал нам кофе, цепляясь за трубки на потолке четырьмя задними конечностями, пока длинная пара передних опускала на стол дымящиеся пиалы. Дешевый коричневый мех плохо прикрывал остов робота.

– Только мне кажется, что это Луи сбивался, читая стихи, – сказала я.

– Луи?

– Армстронг. – Я отхлебнула кофе, он имел насыщенный цвет сливочной ириски, как и настоящее марсианское небо. – Первый человек на Луне. Но опустим это.

Он махнул рукой: мол, ошибся, но это ничего не меняет.

– Не важно. Суть в том, или была в том, что все, сказанное на Марсе, передавалось на Землю через «Гидру». Но корабль не просто отправлял сообщения, он еще и сохранял копии, занося их в карту памяти. И туда все записывалось без цензуры.

Я еще раз с опаской глотнула из пиалы. Я и забыла, какие напитки нравятся нам, марсианам: пиво в глиняных кружках, способных впечатлить своими размерами даже викинга, и кофе в посудинах, из которых вполне мог бы прихлебывать кумыс Чингисхан после целого дня кровопролития.

– Расскажите, как мне удалось заполучить карту памяти, – и я, возможно, останусь, чтобы допить кофе.

– Вот этого я не могу знать наверняка.

– Ага. – Я улыбнулась. – Слабое место.

– Нет, просто я понятия не имею, кому Эдди мог продать карту. Но сам я точно продал ее ему. Он растаман, приторговывает всякой раннемарсианской всячиной. Но в последний раз я видел Эдди несколько десятилетий назад.

Все это внезапно перестало походить на совсем уж напрасную трату времени.

– Эдди до сих пор занимается своей торговлей, – сказала я, припомнив запах дури, сочившийся из передвижной лавки старьевщика и разливавшийся по пологим склонам долины Ареса. – Карту он никому не продавал до меня, пока я не занялась расследованием, касающимся «Гидры».

Он откинулся на спинку стула:

– Итак, теперь вы готовы согласиться с тем, что я тот, за кого себя выдаю?

– Я не уверена. Пока еще.

– Но вы настроены менее скептично, чем несколько минут назад?

– Вероятно, – ответила я.

Все это еще предстояло всесторонне обдумать.

– Послушайте, мой внешний вид – не моя вина. Гроссарт, которого вы знаете по своим исследованиям, был мальчишкой, тридцатилетним парнем.

– Но вы, должно быть, прошли курс лечения от старости, иначе мы не вели бы сейчас этот разговор.

– Верно, только это было ничуть не похоже на марсианское лечение. Не забывайте: если бы его можно было пройти запросто, вообще не случилось бы никаких беспорядков. А я в то время был слишком занят, стараясь исчезнуть, чтобы думать еще и о качестве лечения. – Он потер рукой макушку: морщинистая красная кожа в венчике колючих седых волос. – Мой психологический возраст составляет примерно семьдесят лет, хотя я родился сто тридцать два года назад.

Теперь я взглянула на него внимательнее, вспоминая изображения Джима Гроссарта, с которыми ознакомилась много лет назад. Его лицо было настолько лишено индивидуальных черт – чистый холст, – что не было смысла гадать, как он мог бы выглядеть в старости. Но на самом деле ничто в человеке, сидевшем напротив, не противоречило моим ожиданиям.

– Если вы действительно Джим Гроссарт… – Теперь я говорила, понизив голос.

– Никаких «если», Кэрри.

– Какого черта вы ждали семнадцать лет, чтобы со мной встретиться?

Он улыбнулся:

– Вы уже допили кофе?

Мы вышли из «Ленивцев» и поднялись на лифте на шестнадцатый уровень города, к тому месту, откуда прыгали дайверы. Их падение начиналось с мостков, которые выступали на тридцать метров из городской стены и завершались кольцеобразной платформой. Дайверы в ярких костюмах стояли в ожидании на кольце – ограждение было только с внешней стороны, – и время от времени один из них шагал в центр кольца и падал. Иногда они прыгали по двое и по трое; иногда были связаны друг с другом. Из всей амуниции у них имелось лишь дыхательное оборудование и костюмы белок-летяг – ни парашюта, ни страховочного реактивного ранца.

Это сильно смахивало на самоубийство. А иногда им и являлось.

– Должно быть, это весело, – заметил Гроссарт, пока мы уютно сидели в герметизированной смотровой галерее.

– Ага. Если вы клинический сумасшедший.

Мне тут же захотелось взять свои слова обратно, однако Гроссарта они, кажется, не задели.

– Ну, прыжки со скалы не так уж трудны, если вы интуитивно схватываете суть уравнений Навье – Стокса и знакомы с основными принципами аэродинамики. Там даже дают напрокат беличьи костюмы для двоих.

– Даже не думайте об этом.

– Что, высота – это не ваше? – произнес он, отворачиваясь, к моему несказанному облегчению, от окна. – Не очень-то по-марсиански.

Он был прав, пусть мне и не хотелось это признавать. Сила притяжения на Марсе немногим меньше двух пятых от земной – этого недостаточно, чтобы почувствовать разницу при падении со значительной высоты, зато хватает, чтобы марсиане росли, гораздо реже страдая от болезненных столкновений тела с поверхностью планеты, которые жители Земли принимают как должное. Марсиане относятся к высоте так же, как остальное человечество – к электричеству: всего лишь понимают, что это опасно, но никак не чувствуют сосущего под ложечкой страха.

А я чертовски долго отсутствовала.

– Идемте, – сказала я. – Пробежимся по сувенирным лавчонкам. Моя прапрабабушка не простит мне, если я не пришлю ей какую-нибудь пеструю дрянь.

Мы с Гроссартом выбрали один из магазинчиков, которые тянулись вдоль внутренней стены смотровой галереи, и протиснулись мимо стендов с открытками, стоявших по бокам от двери. В магазине было полно народу, но никто не обратил на нас внимания.

– Господи, только взгляните на это. – Гроссарт поднял пресс-папье – заполненную снегом половинку шара с моделью «Гидры», замершей на красном пластиковом основании.

Там был даже Гроссарт: крошечная фигурка в скафандре, лишь немногим меньше самого́ посадочного модуля.

– Простенько, но со вкусом, – сказала я. – По крайней мере, если сравнивать с этим. – И показала ему брелок в виде существа, которого при снисходительном отношении можно было принять за ленивца.

– Нет, это весьма достойный образчик товара. Взгляните-ка. – Гроссарт взял камень янтарного цвета и прочитал написанное на ценнике: – «Лечебный кристалл ленивцев. Этот камень видоизменяет и фокусирует естественные хромодинамические поля тела, обеспечивая душевную и физическую гармонию».

– Но вы же не сможете доказать, что он этого не делает?

– Нет, но, мне кажется, Брэд Тричлер захотел бы донести несколько интересных мыслей до его владельца.

Я приободрилась при упоминании геолога с «Гидры».

– Хотелось бы познакомиться и с Тричлером тоже. И с Мануэлом д’Оливейрой, пока мы здесь. Это возможно?

– Возможно.

– Я имею в виду – здесь и сейчас.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Да, это возможно. В конце концов, все они здесь.

– И вы не возражаете против разговоров о них?

– Нисколько. – Он положил камень на место. – Эти ребята сохранили мне жизнь, Кэрри. Я никогда не забываю о моем долге перед ними.

– В таком случае все мы перед ними в долгу. – Я разговаривала, копаясь на полке с записями якобы музыки ленивцев, причем некоторые композиции были дополнены голосами китов и эскимосским горловым пением. – Произнося эту фразу, понимаешь, как невыразимо тоскливо она звучит.

– Ну что вы! Только из-за того, что я был первым человеком на Марсе? – Он покачал головой. – Догадываюсь, как я, по-вашему, должен себя ощущать. Как Элвис в грейслендском сувенирном магазине, который изучает пластмассового себя, предназначенного для приборной доски. И конечно же, на дворе эпоха белых комбинезонов и гамбургеров.

Я недоумевающе уставилась на него.

– Но я вовсе не испытываю ужаса, Кэрри, – добавил он. – На самом деле это меня здорово забавляет.

Я посмотрела на балахон, выставленный на полке на самом видном месте. На груди красовалась надпись: «Мой лучший друг побывал в Страта-Сити на Марсе, а мне досталась только эта паршивая футболка».

– Чертовски трудно в это поверить, Джим.

– Вы все-таки не понимаете меня до конца. Чего, по-вашему, я хочу? Почестей? Нет. Я прибыл на Марс, чтобы начать колонизацию планеты. Именно по этой причине другие последовали за мной: я сделал этот первый шаг. Он был трудным, уж поверьте, но я все равно его сделал.

Я кивнула. Хотя прошло семнадцать лет с тех пор, как я написала статью о высадке, я помнила все: Джим Гроссарт покинул Землю, отправляясь в оплаченную частным фондом дешевую экспедицию – еще более дешевую, чем кто-либо мог вообразить, – смутно представляя, как будет возвращаться с Марса. Его спонсоры намеревались затем отправлять провизию и новых поселенцев, пока не сформируется колония, способная обеспечить себя. Они планировали снарядить корабль побольше, чтобы забрать тех, кто пожелает вернуться, но предполагалось, что кое-кто захочет остаться на Марсе насовсем. Так оно примерно и получилось, однако путь Гроссарта был трудным абсолютно во всем, как и ожидалось: одних только кризисных моментов хватило бы, чтобы подвести этого человека к грани безумия и, вероятно, даже толкнуть за эту грань.

Тут, как мне кажется, все зависит от того, что вы подразумеваете под психическим здоровьем.

Гроссарт продолжал:

– Знаете, что беспокоило бы меня больше? Планета, которая слишком серьезно относится к своему прошлому. Это означало бы, что нам не удалось привезти с собой кое-что человеческое.

– Что именно? Необъяснимую склонность производить и потреблять безвкусные безделушки для туристов?

– Да, что-то в этом роде.

Тут он приложил к лицу аляповатую пластмассовую маску, и передо мной вдруг предстал тот человек, которого я надеялась встретить в «Ленивцах»: молодой Джим Гроссарт.

– Кажется, здесь вам не о чем беспокоиться, – заметила я.

Гроссарт положил маску в ящик, к сотням других, как раз в тот момент, когда продавец начал недобро коситься на нас.

– Да, думаю, не о чем. А теперь… – Он расплылся в улыбке и потер руки. – Вы ведь знаете, что я собираюсь вам предложить?

Он смотрел сквозь витрину на стартовую площадку дайверов.

Полагаю, на юридическом языке это называется шантажом. Я хотела рассказа (или хотя бы объяснения того, почему Гроссарт связался со мной после стольких лет), а он хотел совершить большой прыжок. Более того, он хотел прыгнуть в связке с кем-нибудь.

– Послушайте, – начала я, – если это так важно, может, вы просто прыгнете, а я посмотрю на вас снизу? Или прямо отсюда?

– А что, если я решу снова исчезнуть? Вы же проклянете себя за то, что позволили мне уйти прямо из-под носа?

– Весьма вероятно. Но по меньшей мере у меня останется понимание того, что я не согласилась на немыслимую глупость.

Мы уже стояли в очереди за беличьими костюмами.

– Да, – сказал он. – Но ведь еще вам придется жить с пониманием того – когда вы начнете работать над статьей, а я знаю, вы начнете, – что вы не сможете включить в текст эпизод, где совершаете большой прыжок с капитаном Джимом Гроссартом.

Я холодно взглянула на него:

– Негодяй!

Однако он был прав: личные страхи – это одно, а испорченный сюжет – совсем другое.

– Но теперь это не важно.

– Просто скажите: вы знаете, что делаете, правда?

– Ну разумеется, знаю. До некоторой степени.

Нам выдали костюмы белок-летяг. Первым делом требовалось надеть дыхательное оборудование и средства связи. Запаса воздуха в каждом костюме хватало на несколько минут, однако этого было достаточно. Сами костюмы представляли собой грязно-коричневые комбинезоны в обтяжку, с мягкой подкладкой и светящимися рекламными лозунгами. Беличьими они назывались из-за складок эластичной ткани, вшитой между руками и ногами, наподобие кожистых складок у белки-летяги, – этой ткани хватало, чтобы удвоить площадь поверхности вашего тела во время падения. Мой комбинезон был всего лишь скромно укреплен на груди и животе, зато у Гроссарта имелась защитная прокладка в пятнадцать сантиметров толщиной. Мы надели шлемы, опустили смотровые щитки и подтвердили, что связь работает.

– Я вас вовсе не заставляю, – заявил Гроссарт.

– Нет, вы лишь играете на том, что я продажная скотина, готовая почти на все ради сюжета. Давайте просто опустим это, хорошо?

Мы протиснулись через шлюзовую камеру, которая вела к площадке для прыжков. Город Страта возносился вокруг нас на сотни метров: здания прижимались друг к другу настолько плотно, насколько позволяла конфигурация стен. Между постройками покрупнее извивались змеями герметизированные переходы; шахты лифтов и лестничные пролеты соединяли уровни города. Прямо над нами, взгроможденные на край каньона, сверкали неоновыми вывесками на фоне ранних сумерек несколько больших гостиничных комплексов: «Хилтон», «Холидей инн», «Лучшая марсианская гостиница».

Затем – понимая, что это, вероятно, не лучшая идея, – я посмотрела под ноги. Город под нами спускался на несколько километров, прежде чем перейти в гладкую и голую стену каньона, которая продолжалась еще ниже, и от этого зрелища ком подкатывал к горлу. Долина Маринер была глубочайшим каньоном на Марсе, и сейчас, когда нижние участки скрывались в тени, я видела на дне только собранные в кучку крошечные брызги далеких огней.

– Ради бога, Джим, надеюсь, вы знаете, что делаете.

На конце платформы распорядитель соединил нас в пару, поставив меня позади Гроссарта. Ноги у меня были связаны, руки неудобно зафиксированы по бокам, и я превратилась в объемный груз за спиной моего спутника.

Другой распорядитель отсоединил наши воздуховодные трубки от устройства в платформе, и теперь мы дышали через костюмную систему. А потом прошаркали вперед и стали дожидаться своей очереди.

Я спрашивала себя, что я делаю. Я познакомилась в баре с человеком, давшим несколько правдоподобных ответов по поводу первой высадки, но у меня нет ни единого доказательства, что я действительно имею дело с Джимом Гроссартом. Может, когда меня отскребут от дна каньона, выяснится, что это просто местный псих, заранее все спланировавший.

– Мисс? – произнес он, когда мы подтащились к самому краю.

– Что такое?

– Наверное, вам стоит узнать это сейчас. Я не Джим Гроссарт.

– Нет?

– Нет. Я командир корабля Мануэл д’Оливейра. Но разве вы предпочли бы кого-нибудь другого для большого прыжка?