Она пришла ко мне в офис рано утром. Прямо с улицы без записи. Будто секретарша Жанна в приемной превратилась в невидимку, и ее возмущенное фырканье было чем-то вроде жужжания осенней мухи.
Рыжая челка гостьи упрямо торчала из-под козырька бейсболки. Шея обмотана арафаткой. Загорелые колени проглядывали сквозь прорехи джинсов.
Рывком подтянула к себе стул. Села. Положила нога на ногу. Вытащила из пачки сигарету, поискав взглядом пепельницу. Не обнаружив ничего подходящего, хмыкнула и чиркнула спичкой об стол. Совсем как взрослая.
Я вовремя успел прикусить язык, благо знал детский кодекс почти наизусть. Нет уж, детка, твои права здесь священны. Делай, что хочешь – презумпция виновности взрослых слишком скользкая тема даже для адвоката.
Сколько же ей лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Шумно вздохнув, она пустила несколько колечек дыма в мою сторону.
– Чем могу помочь?– спросил я, наконец.
– Мне эта… адвокат нужен.
– Адвокат? Ну, я адвокат. Слушаю вас внимательно.
– Я эта… прочла в вебе. Ну, про этого, как его там – ну парня, который хотел отсудить миллион долларов у родителя номер один.
– А, да, припоминаю. Статья шестьдесят восьмая. Понуждение ребенка к послушанию посредством оскорбления личности ребенка. И семьдесят первая.
Черт возьми, откуда эта пигалица узнала об этом процессе? Это было одно из самых неудачных моих дел. Парень или точнее сказать мальчик лет десяти обвинил отца в том, что тот несколько раз отвешивал родному чаду подзатыльники. И потребовал, чтобы я предъявил иск на миллион. В таких делах максимум можно отсудить пожизненные алименты с родителя порядка тысячи долларов в месяц. И все! А я как мог отказаться? Лишился бы лицензии. Ну и понеслось дерьмо по трубам. Миллиона я конечно не выиграл, коллеги хихикали и крутили пальцем у виска, однако, папахен отписал сыночку все свое имущество, когда я намекнул ему на другую статью. Ту самую, за которую его в родительском лагере ждали бы очень неприятные последствия. Это было против правил вообще-то. Но как он сам вел себя по отношению к сыну? Не в двадцатом же веке в конце концов живем.
– У вас такие же неприятности с родителями номер один и два?
– У меня? Ха. Да это у него неприятности со всеми. Ну, это отца значит. А номер два давным-давно переуступила эти… права что-ли лиге.
–Лиге сексуальных реформ?
– Ага. Вроде им.
– Так какой иск вы хотите подать? О взыскании морального вреда? Пожизненные алименты?
Девушка усмехнулась.
–Да что с него взять-то? Не, я хочу другое.
Она порылась в карманах и достала мятый листок.
– Во, читай, я специально вырезала из газеты.
Я расправил бумагу: «Грамотно составленный контракт с новой семьей минимизирует практически все риски ребенка. В контракте можно указать сколько денег будет получать ежемесячно ребенок, какое место жительства ему гарантируют родители и прочие вещи. Но главное, что контракт будет заключаться по итогам открытого конкурса или аукциона, который ребенок имеет право провести сам или с помощью ювенального юриста…"
– Контракт и проведение торгов по ребенку ввели законом совсем недавно, практика только формируется, – привычно забубнил я, – и я бы рекомендовал ограничиться обычным лишением прав родителя, взысканием компенсации морального вреда. Ну, а лига быстро подберет вам новую семью – хотите гетеро хотите гомо…
– Ну, уж нет. Эта лига нормальную семью разве подгонит? Да и вообще семья это отстой. Ты мне давай дело бери и какие там бумажки нужны скажи.
– Эээ… хорошо. Как вас зовут, простите?
– Ника.
– Ника, мой секретарь тебе все расскажет. Да, кстати, а кто будет платить за ведение дела? Все та же лига?
– Ну а куда ж она денется? – захихикала девушка,– пускай только пикнут – ты им сразу счет кидай, да? У меня полкласса уже по второму разу родителей меняет. Лига все оплачивает. Правда это…все нормальных родителей почему-то никому не достается – даже похуже биологических бывает, вообще кошмар!
– Жуть, – согласился я, – хорошо, договорились. Но просудиться с твоим нынешним родителем вначале нам все же придется, иначе объявить торги ты не сможешь. Поняла?
–Угу.
– Кстати, а чем занимается твой от…, тьфу ты, родитель номер один?
– Он этот, как его там, священник. Знаешь таких?
Мои познания о религии укладывались в пару бородатых анекдотов и в воспоминания о школьных экскурсиях в последний действующий храм. Городские власти не сразу закрыли собор. Вначале рассовали старушек-прихожанок, слишком рьяно навещавших церковные службы, по домам для престарелых и умалишенных. Затем провели для порядка референдум. Само собой горожане единогласно согласились с тем, что музей истории борьбы сексуальных меньшинств за свои права должен быть размещен именно здесь.
И все же власти не пошли до конца – на свободе оставили нескольких священников, но только тех, кто согласился совершать обряды всех мировых религий. Далеко не все пошли на это – некоторые даже пытались судиться. Но их быстро отправили на лечение. А те, кто остались, прошли необходимые курсы и получили лицензии.
Отец Ники был одним из таких священников. Собственно это был последний действующий священник в городе – слишком хлопотно, неприбыльно и опасно было это занятие. К тому же отец Ибрагим категорически отказывался венчать однополые пары ни по какому обряду. Только редкие заказы на обрезание да освящение новых винтокрылов позволяли сводить ему концы с концами.
Я долго звонил в дверь трейлера, щедро расписанного местной молодежью всевозможными ругательствами и рисунками, изображавшими радости плотской любви во всех ее ракурсах.
Дверь, наконец, открылась. На пороге стоял высокий сухощавый мужчина лет пятидесяти с окладистой седой бородкой. Его черные, глубоко посаженные глаза испытующе смотрели на меня.
– Слушаю тебя, сын мой.
Я аж крякнул от подобного нахальства.
– Простите, я вам не сын. Я вообще-то по делу.
Священник всплеснул руками.
– Это вы меня простите – я подумал, что вы пришли ко мне по вопросам веры. Прошу вас, проходите внутрь!
Я прошел в дверной проем и оказался внутри довольно грязноватого вагончика. На стенах висели кресты, иконы, шамаили, изображения языческих божков с множеством рук.
– Итак, какое у вас ко мне дело?
– Вы родитель номер один Ники? Отец Ибрагим?
– Допустим. Господи, что она натворила на этот раз?
Я вытащил из портфеля повестку и протянул ее священнику. Тот, сощурив глаза, стал читать, шевеля беззвучно губами. Я незаметно включил скрытую камеру в очках, чтобы зафиксировать факт вручения.
– Господи, она же еще ребенок и не понимает, что пишет! А вы юристы и рады нажиться на горе. Разве не так? – вышагивал по вагончику священник.
– В том то и дело, что она ребенок, отец Ибрагим. Поэтому у меня к вам простое предложение – закончить дело полюбовно и разбежаться. Иначе…
– Что иначе? Я люблю свою дочь и не отдам его никому. Уходите!
– Хорошо, я уйду. О дате слушания дела вас известят.
Я встал и направился к двери.
– Послушайте, – услышал я сзади,– постойте, молодой человек!
Я обернулся. Священник близко подошел ко мне.
– У вас есть семья, дети?
– У меня абонемент в свинг-клубе.
– А в Бога вы верите?
– Я верю в Закон.
– Вы знаете, я тоже в ваши годы был атеистом. Да-да, причем радикальным, из тех, кто плясал в храмах и распиливал на части кресты.
Я поставил портфель на пол и выключил камеру в очках. Черт возьми, этот факт мог сыграть в пользу священника в суде как смягчающее вину обстоятельство. А если он раньше еще был геем, то вообще может отбиться от иска.
– Как же вы стали священником после такого?
Старик пригласил меня присесть. Он не сразу ответил.
– Мы с женой были в браке уже десять лет, но все никак не могли завести детей. Три выкидыша. Один ребенок родился мертвым. Мальчик. После всего этого врачи поставили диагноз, что моя жена никогда не сможет стать матерью. Я тогда работал маклером на бирже, неплохо получал и потратил кучу денег на лечение, но все бестолку. И вот однажды я проезжал мимо храма. В тот день был страшный ливень с грозой. Молнии били прямо в асфальт, и я решил переждать стихийное бедствие в стенах храма, куда в детстве меня приводил отец. Едва я отбежал от машины, как раздался страшный звук, и яркая вспышка озарила все кругом. Я оглянулся и увидел, как мой автомобиль вспыхнул от удара молнии.
– Вам, наверное, не выплатили страховку? Такой страховой случай крайне редко компенсируют.
Священник махнул рукой.
– До меня не сразу дошел смысл произошедшего: Я стоял под проливным дождем и смотрел на догорающий кузов машины. Как-будто это случилось не со мной. Спустя какое-то время ко мне подошел священнослужитель и отвел в здание храма. Придя туда, я стал молиться. Это не была молитва в строгом смысле этого слова – просто поток слов и мольбы Господу за то, что остался жив. А в конце я попросил его ниспослать мне ребенка.
Старик замолк.
– Вы хотите сказать, что Ника родилась после того как вы, будучи в нестабильном психофизиологическом состоянии, сходили в храм и вымолили себе дочь у Бога?
– Я хочу сказать, что Господь смилостивился над нами. Врачи долго не могли в это поверить, потому что это было настоящее чудо. А потом я бросил работу и стал читать Коран, Библию и другие священные книги.
– Ваша жена ушла сразу после рождения Ники?
– Нет, она оставила нас, когда Нике исполнился год.
Священник встал и достал с полки фотографию.
– Она была такой милой и доброй девочкой. Но, воистину дороги Бога непредсказуемы.
– Вы хотите сказать, что…
– Я хочу сказать, что я не биологический отец Ники.
Я сел в винтокрыл и дал команду автопилоту везти меня домой. Пристегнувшись ремнем, я включил видеофон, чтобы еще раз посмотреть запись разговора со священником.
Запись слегка дрожала, повторяя движения моей головы, но в целом качество было вполне приемлемым для суда присяжных. Я промотал запись вперед до того момента, как старик положил фотографию на стол.
«Зачем вы рассказали мне об этом факте?
– Вы бы все равно узнали из биокарты.
– Ника в курсе?
– Господи, да. Вы же сами прекрасно понимаете, что для нынешних детей это уже не имеет никакого значения. Тем более, если в среднем каждый ребенок меняет родителей до совершеннолетия как минимум два раза.
– А кто же отец Ники?
Старик пожал плечами.
– После того как жена узнала диагноз, то стала много пить, завела сомнительные знакомства. Я стал находить в мусорном ведре использованные шприцы. Потом она стала посещать свинг-вечеринки. Но об этом я узнал гораздо позже. Вначале она сказала мне, что опять ждет ребенка. Это произошло вскоре после того случая с ударом молнии.
– То есть ни вы, ни она не знаете, кто биологический отец?»
Я промотал запись вперед.
«…рождение Ники перевернуло всю мою жизнь. Я просил Господа о чуде и он явил мне свою милость. И только после ее рождения я уверовал.
– Но ведь она не ваша родная дочь. Ваша жена совокуплялась с десятками или сотнями мужчин и женщин.
Священник поморщился как от головной боли.
– Не мне судить ее и не быть мне судимым – она много страдала, в том числе и по моей вине.
– Хорошо. Ваша история удивительна и может выдавить пару слез из присяжных. Но, я представляю интересы своего клиента-ребенка и буду до конца отстаивать их в суде.
Старик вздохнул.
– На все воля Всевышнего. Мое любимое вероучение гласит: Не будь побежден злом, но побеждай зло добром.
– Красивая фраза. Но, давайте ближе к делу, святой отец. Итак, вы отказываетесь в досудебном порядке передать родительские права?
– Я не могу.
– Бросьте, миллионы родителей уже сделали такой шаг. Этого конечно можно было избежать, если бы они не нарушали права ребенка.
– Ваши так называемые права ребенка суть порождение дьявола. Ника резко изменила свое отношение ко мне поле того, как в школе стали преподавать этот предмет. Это там ей сказали, что отца можно не слушаться и если в семье не покупают все, что ребенок захочет, то семью можно поменять на более богатую. А Ника мечтает одеваться в красивые платья и ездить на дорогой машине.
Камера дрогнула влево-вправо, видимо я от удивления словами священника покачал головой.
– Ну а получение женщинами равных прав с мужчинами в двадцатом веке видимо тоже было порождением дьявола? А получение афропеоидами равных прав с белым?
– Это другое дело.
– Разве? Дети смогли получить равные права со взрослыми после сотен и тысяч лет рабского угнетения. Это я вам как юрист говорю! Если бы вы открыли любой закон, допустим, начала двадцать первого века, то у вас бы волосы дыбом стали от того, насколько бесправны и беззащитны были тогда дети. Да что законы – почитайте воспоминания современников того периода. Родитель мог заставить ребенка заниматься музыкой или иностранными языками, одеть его в одежду, которую сам ему выберет. Вам бы понравилось, если бы с вами так поступили сейчас?
– Я не отдам вам Нику»
Я выключил видеофон. Винтокрыл начал снижаться к посадочной площадке на крыше небоскреба, в котором я жил.
Чтож, визит к священнику помог собрать мне массу улик. Дело можно считать практически выигранным. Однако, для полноты картины я должен побывать в школе клиента, уточнить размер гонорара в Лиге сексуальных реформ и найти родителя номер два.
Школа, где училась Ника, располагалась в одном из наиболее неблагополучных районов города. На всякий случай я оставил свой винтокрыл на охраняемой посадочной площадке и решил пройтись пешком. Собственно, район внешне был похож на другие, но только количество убийств, грабежей и изнасилований здесь зашкаливало. Впрочем, нам адвокатам грех было жаловаться на это обстоятельство, потому как рост криминала увеличивал поток наших клиентов.
Я выбрал многолюдную улицу, напичканную видеокамерами. До школы оставалось чуть менее ста метров, когда дорогу мне преградил смуглый подросток азиатской внешности. Ковыряясь в зубах спичкой он с ухмылкой смотрел мне в глаза. Я хотел сделать вид, что ничего не заметил и собирался обойти его, но подросток вновь преградил мне путь. Чтож, придется вступить в диалог с этим юношей.
– Молодой человек, я бы хотел… Ай!
Резкий удар носком ботинка по-моей правой голени отбил у меня всякое желание что-либо говорить. Я едва устоял на ногах, закусив губу до крови.
Подросток продолжал ковыряться в зубах, еще более нагло скалясь. Я огляделся по сторонам и увидел чуть в стороне еще пару его сверстников. В руках одного из них что посверкивало. Так, понятно, видеокамера.
– Ну что, козел, бабки сам отдашь или помочь?– парень смачно сплюнул мне под ноги.
– Давайте решим этот вопрос мирным путем, – я, потихоньку прихрамывая, начал пятиться от него в сторону школы.
– Мирным? – ухмыльнулся подросток, – да ты меня избить никак хочешь, а? Вон как кулачки свои сжал. Небось, своего ребенка через день бьешь, да?
– Послушайте, молодой человек, я адвокат и чту Детский кодекс… А, черт!!
Еще один удар ногой по бедру едва не обрушил меня на землю.
– Мы тебе сейчас засунем твой кодекс в одно место, а потом выложим видео в сеть, где все увидят как ты избиваешь бедных маленьких детей, понял?
Я кивнул. Мимо нас быстро проходили люди, старательно не замечая происходящего. Подросток сел на корточки и потянул меня вниз за рукав, заставив присесть рядом.
– Сколько?
Подросток пожал плечами.
– А сколько сам дашь?
– Ну, две сотни долларов хватит?
– Издеваешься?
В этот момент один из стоящих в стороне подросток подбежал к нам.
– Азиз, отпусти его. Это мой, ну, адвокат, – Ника откинула капюшон куртки с головы, – не сильно тебе досталось?
Я облегченно вздохнул и помотал головой.
Азиз скривил губы и прошипел.
– Он нам должен тысячу долларов. Если хочешь, чтобы он ушел тебе придется отработать бабки.
–Ладно, Азиз, ну ты че!
Азиз ухмыльнулся и, шлепнув себя по ляжке, ушел.
Девушка взяла меня под руку и повела в сторону школы.
– Ты это не обижайся на него.
Я хмыкнул.
– Нет проблем.
– Как там папаша – договорился?
– Нет. Он наотрез отказался. Будем судиться.
Ника повисла к меня на руке.
– Ух ты. Меня, наверное, в телевизоре покажут, да?
– Возможно. Дело обещает быть громким.
– А здесь ты че делаешь?
– У меня встреча с твоим куратором – нужно хорошо подготовиться к процессу.
Девушка кивнула и повела меня в кабинет куратора. Я шел за ней и смотрел на ее тонкие щиколотки и упругие ягодицы, выпирающие сквозь ткань черных бриджей.
Ника резко повернула голову назад, заметила мой взгляд и улыбнулась. Я сделал вид, что любуюсь школьным садом и спросил.
– У тебя кроме Азиза еще есть здесь друзья?
– Полно. Ахмад, Арслан, Саид. Они иногда к моему отцу ходят по пятницам.
– Гмм… это они у твоего отца научились так со взрослыми общаться?
– Не, они отца вообще не слушаются. Только молитву вместе с ним почитают, а как он начнет с ними разговор какой нудный про Бога там или Аллаха так они сразу и отваливают.
– Какое счастье, когда права ребенка находятся под защитой закона, господин адвокат! – ворковала не переставая куратор Ники Анна, – и какое счастье, что наша славная девочка, наконец, получит достойную ее семью!
– Ну, нужно еще дождаться вердикта присяжных, – прихлебывая чай, ответил я, – и все же, давайте вернемся вот к такому вопросу, Анна. Скажите, Ника жаловалась ли вам до этого на своего родителя номер один? Я имею в виду нарушения ее прав.
Анна задумалась на мгновенье.
– Ника очень разносторонний ребенок. И очень толерантный.
– Да что вы, – я вспомнил встречу с Азизом, – нельзя ли поподробнее? Это может пригодиться в процессе.
– О, с удовольствием, – Анна поправила прическу, – может еще чаю?
– О, благодарю вас, – я решительно прикрыл чашку рукой, – итак?
– Как-то раз Ника пошла с одноклассниками на экскурсию в городскую библиотеку. Их новый преподаватель плохо ориентировался в нашем городе и они немного заблудились. Так вот по дороге им встретился подросток-афропеоид, пинавший банку кока-колы и находившийся под влиянием некоторых ммм… медикоментозных веществ. Ника предложила преподавателю спросить у афропеоида как пройти в библиотеку, на что учитель сказал ей, что вряд ли этот юноша может указать туда дорогу. Представляете, какой фашист?
Я энергично закивал.
– Ника тут же вызвала по телефону полицию. Учителю повезло, и он отделался всего лишь месяцем исправительных работ и пожизненным лишением права вести образовательную деятельность. Как видите, наши уроки толерантности всегда были на высоте и на окружных олимпиадах наши ученики регулярно занимают первые места!
– А что все-таки насчет родителя номер один?
– Ах да, простите, совсем отвлеклась. Может еще чаю? – Анна приблизила ко мне свое лицо.
– Благодарю. Так вы хотели сказать…
– Ее, так называемый родитель номер один, всегда мне не нравился. Религиозный фанатик! Удивительно, что он до сих пор еще на свободе!
– Власти в последнее время стали снисходительно относиться к верующим. У вас были какие-нибудь претензии к отцу Ибрагиму?
– Конечно, были! Представляете, однажды он заявляется в школу и начинает поздравлять всех детей с каким-то своим непонятным праздником. Мол, кто-то там воскрес. И пытался их поцеловать по три раза. Правда он быстро это дело прекратил после того, как старшеклассницы, прошедшие усиленный курс сексуального поведения показали ему, как нужно целоваться, – Анна захихикала, прикрыв рот рукой.
Я усмехнулся.
– Кстати, вот еще вспомнила, – затараторила Анна, – когда Нике было десять лет, отец Ибрагим пытался запретить посещать ей уроки сексуального поведения. Нет, вы подумайте, какой лицемер! Но мы его быстренько поставили на место, предложив на выбор не мешать посещать уроки или потерять права родителя.
– Благодарю вас, Анна, за сотрудничество, ваша информация весьма пригодится в нашем процессе.
О проекте
О подписке