От прежнего притворства не осталось и следа. Никаких светских бесед, никакой учтивости. Теперь это были враги, которых объединяло лишь одно – могучий инстинкт самосохранения.
И – удивительное дело, но в них как будто стало меньше человеческого. Зато отчетливо проступило то или иное животное начало