Но бок о бок с ней во мне развивалась иная наклонность – стремление к справедливости. Мне ненавистна мысль о мучительстве или убийстве невиновных. Право должно существовать – вот мое твердое убеждение с самых ранних лет.
Вполне понятно – по крайней мере, психолог наверняка бы это понял, – что с таким складом ума передо мной открывался лишь один путь – юриспруденция. Профессия служителя закона удовлетворяла почти всем моим требованиям.
Преступление и наказание всегда манили меня. Истории о загадочных убийствах, даже самого низкого пошиба, завораживали. На досуге я сам разрабатывал схемы совершения преступлений, одну сложнее другой.
Когда, по достижении определенного срока, я занял свое место во главе суда присяжных, особое развитие получила иная, тайная сторона моей натуры. Отрадой для меня было наблюдать, как корчится на скамье подсудимых презренный негодяй, заранее испытывая все муки ада при виде неотвратимо приближающейся смерти. Заметьте, при этом меня никогда не радовали мучения невинных. По крайней мере, дважды за свою практику, когда мне казалось, что человек на скамье подсудимых явно, ощутимо невиновен, я прекращал процесс и убеждал присяжных в том, что в действиях обвиняемого нет состава преступления. К чести нашей полиции, должен заметить, что подобные люди редко попадали на скамью подсудимых.