Текст печатается по изданию: Фет А.А. Полное собрание стихотворений. Т. 1.

Приложение к журналу «Нива» на 1912 год / вступительные статьи Н.Н. Страхова и Б.В. Никольского. – СПб.: Товарищество А.Ф. Маркс, 1912.

© ООО ТД «Белый город», 2019

* * *

Элегии и думы

«О, долго буду я в молчанье ночи тайной…»

О, долго буду я в молчанье ночи тайной

Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,

Перстам послушную волос густую прядь

Из мыслей изгонять и снова призывать;

Дыша порывисто, один, никем не зримый,

Досады и стыда румянами палимый,

Искать хотя одной загадочной черты

В словах, которые произносила ты;

Шептать и поправлять былые выраженья

Речей моих с тобой, исполненных смущенья,

И в опьянении, наперекор уму,

Заветным именем будить ночную тьму!

1844

«Постой – здесь хорошо! Зубчатой и широкой…»

Постой – здесь хорошо! Зубчатой и широкой

Каймою тень легла от сосен в лунный свет.

Какая тишина! Из-за горы высокой

Сюда и доступа мятежным звукам нет.

Я не пойду туда, где камень вероломный,

Скользя из-под пяты, с отвесных берегов

Летит на хрящ морской, – где в море вал огромный

Придет – и убежит в объятия валов.

Одна передо мной под мирными звезда́ми,

Ты здесь – царица чувств, властительница дум,

А там – придет волна и грянет между нами…

Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!

«Когда мои мечты за гранью прошлых дней…»

Когда мои мечты за гранью прошлых дней

Найдут тебя опять за дымкою туманной,

Я плачу сладостно, как первый иудей

На рубеже земли обетованной.

Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,

Тобой так сладостно и больно возмущенных

В те дни, как постигал я первую любовь

По бунту чувств неугомонных,

По сжатию руки, по отблеску очей,

Сопровождаемых то вздохами, то смехом,

По ропоту простых, незначащих речей,

Лишь нам звучавших страсти эхом.

«Когда мечтательно я предан тишине…»

Когда мечтательно я предан тишине

И вижу кроткую царицу ясной ночи,

Когда созвездия заблещут в вышине,

И сном у Аргуса начнут смыкаться очи,

И близок час уже, условленный тобой,

И ожидание с минутой возрастает,

И я стою уже, безумный и немой,

И каждый звук ночной смущенного пугает,

И нетерпение сосет больную грудь,

И ты идешь одна, украдкой, озираясь,

И я спешу в лицо прекрасной заглянуть,

И вижу ясное, и тихо, улыбаясь,

Ты на слова любви мне говоришь: «Люблю!»,

А я бессвязные связать стараюсь речи,

Дыханьем пламенным дыхание ловлю,

Целую волоса душистые и плечи

И долго слушаю, как ты молчишь, и мне

Ты предаешься вся для страстного лобзанья, –

О, друг, как счастлив я, – как счастлив я вполне!

Как жить мне хочется до нового свиданья!

«Ее не знает свет, она еще ребенок…»

Дух всюду сущий и единый…

Державин

Ее не знает свет, она еще ребенок,

Но очерк головы у ней так чист и тонок,

И столько томности во взгляде кротких глаз,

Что детства мирного последний близок час.

Дохнет тепло любви, – младенческое око

Лазурным пламенем засветится глубоко,

И гребень ласково разборчив, будто сам,

Пойдет медлительней по пышным волосам,

Персты румяные, бледнея, подлиннеют…

Блажен, кто замечал, как постепенно зреют

Златые гроздия, и знал, что, виноград

Сбирая, он вопьет их сладкий аромат!

«Я потрясен, когда кругом…»

Я потрясен, когда кругом

Гудят леса, грохочет гром,

И в блеск огней гляжу я снизу,

Когда, испугом обуян,

На скалы мечет океан

Твою серебряную ризу;

Но, просветленный и немой,

Овеян властью неземной,

Стою не в этот миг тяжелый,

А в час, когда, как бы во сне,

Твой светлый ангел шепчет мне

Неизреченные глаголы.

Я загораюсь и горю,

Я порываюсь и парю

В томленьях крайнего усилья

И верю сердцем, что растут

И тотчас в небо унесут

Меня раскинутые крылья.

29 августа 1885

Ласточки

Природы праздный соглядатай,

Люблю, забывши всё кругом,

Следить за ласточкой стрельчатой

Над вечереющим прудом.

Вот понеслась и зачертила, –

И страшно, чтобы гладь стекла

Стихией чуждой не схватила

Молниевидного крыла, –

И снова то же дерзновенье

И та же темная струя…

Не таково ли вдохновенье

И человеческого я?

Не так ли я, сосуд скудельный,

Дерзаю на запретный путь,

Стихии чуждой, запредельной,

Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

Одинокий дуб

Смотри, – синея друг за другом,

Каким широким полукругом

Уходят правнуки твои!

Зачем же тенью благотворной

Все кружишь ты, старик упорный,

По рубежам родной земли?

Когда ж неведомым страданьям,

Когда жестоким испытаньям

Придет медлительный конец?

Иль вечно понапрасну годы

Рукой суровой непогоды

Упрямый щиплют твой венец?

И под изрытою корою

Ты полон силой молодою:

Так старый витязь, сверстник твой,

Не остывал душой с годами

Под иззубренною мечами,

Давно заржавленной броней.

Все дальше, дальше с каждым годом

Вокруг тебя незримым ходом

Ползет простор твоих корней,

И в их кривые промежутки,

Гнездясь, с пригорка незабудки

Глядят смелее в даль степей.

Когда же, вод взломав оковы,

Весенний ветр несет в дубровы

Твои поблеклые листы,

С ним вести на простор широкий,

Что жив их пращур одинокий,

Ко внукам посылаешь ты.

«Эх, шутка-молодость!.. Как новый ранний снег…»

Эх, шутка-молодость!.. Как новый ранний снег

Всегда и чист и свеж! Царица тайных нег,

Луна зеркальная над древнею Москвою

Одну выводит ночь блестящей за другою.

Что, все ли улеглись, уснули? Не пора ль?..

На сердце жар любви, и трепет, и печаль!..

Бегу. Далекие, как бы в вознагражденье

Шлют звезды в инее свое изображенье,

В сиянье полночи безмолвен сон Кремля,

Под быстрою стопой промерзлая земля

Звучит, и по крутой, хотя недавней, стуже

Доходит бой часов порывистей и туже.

Бегу. Нигде огня, – соседи полегли,

И каждый звук шагов, раздавшийся вдали,

Иль тени на стене блестящей колыханье

Мне напрягают слух, прервав мое дыханье.

Осень

Как грустны сумрачные дни

Беззвучной осени и хладной!

Какой истомой безотрадной

К нам в душу просятся они!

Но есть и дни, когда в крови

Золотолиственных уборов

Горящих осень ищет взоров

И знойных прихотей любви;

Молчит стыдливая печаль,

Лишь вызывающее слышно,

И, замирающей так пышно,

Ей ничего уже не жаль.

8 октября 1883

Светоч

Ловец, все дни отдавший лесу,

Я направлял по нём стопы.

Мой глаз привык к его навесу

И ночью различал тропы.

Когда же вдруг из тучи мглистой

Сосну ужалил яркий змей,

Я сам затеплил сук смолистый

У золотых ее огней.

Горел мой факел величаво,

Тянулись тени предо мной, –

Но, обежав меня лукаво,

Они смыкались за спиной…

Пестреет мгла, блуждают очи,

Кровавый призрак в них глядит, –

И тем ужасней сумрак ночи,

Чем ярче светоч мой горит.

16 августа 1885

Угасшим звездам

Долго ль впивать мне мерцание ваше,

Синего неба пытливые очи?

Долго ли чуять, что выше и краше

Вас – ничего нет во храмине ночи?

Может быть, нет вас под теми огнями –

Давняя вас погасила эпоха…

Так и по смерти лететь к вам стихами,

К призракам звезд, буду призраком вздоха!

6 мая 1890

«Кляните нас: нам дорога́ свобода…»

Кляните нас: нам дорога́ свобода,

И буйствует не разум в нас, а кровь;

В нас вопиет всесильная природа,

И прославлять мы будем век любовь.

В пример себе певцов весенних ставим:

Какой восторг – так говорить уметь!

Как мы живем, так мы поем и славим,

И так живем, что нам нельзя не петь.

2 марта 1891

Учись у них – у дуба, у березы

Учись у них – у дуба, у березы:

Кругом зима (жестокая пора!) –

Напрасные на них застыли слезы

И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой

Сердито рвет последние листы,

И за сердце хватает холод лютый, –

Они стоят, молчат; молчи и ты.

Но верь весне! Ее промчится гений, –

Опять теплом и жизнию дыша,

Для ясных дней, для новых откровений

Переболит скорбящая душа.

31 декабря 1885

Добро и зло

Два мира властвуют от века,

Два равноправных бытия:

Один – объемлет человека,

Другой – душа и мысль моя.

И как в росинке чуть заметной

Все солнца лик ты узнаешь,

Так слитно в глубине заветной

Все мирозданье ты найдешь.

Не лжива юная отвага:

Согнись над роковым трудом –

И мир свои раскроет блага;

Но быть не мысли божеством

И даже в час отдохновенья,

Подъемля потное чело,

Не бойся горького сравненья

И различай добро и зло.

Но если на крылах гордыни

Познать дерзаешь ты, как бог, –

Не заноси же в мир святыни

Своих невольничьих тревог:

Пари, всезрящий и всесильный, –

И с незапамятных высот

Добро и зло, как прах могильный,

В толпы́ людские отпадет.

«Всё, всё мое, что́ есть и прежде было…»

Всё, всё мое, что́ есть и прежде было:

В мечтах и снах нет времени оков;

Блаженных грез душа не поделила;

Нет старческих и юношеских снов.

За рубежом вседневного удела

Хотя на миг отрадно и светло;

Пока душа кипит в горниле тела,

Она летит, куда несет крыло.

Не говори о счастье, о свободе

Там, где царит железная судьба:

Сюда! Сюда! Не рабство здесь природе, –

Она сама здесь верная раба!

17 июля 1887

«Когда Божественный бежал людских речей…»

Когда Божественный бежал людских речей

И празднословной их гордыни,

И голод забывал и жажду многих дней,

Внимая голосу пустыни,

Его, взалкавшего, на темя серых скал

Князь мира^[1] вынес величавый:

«Вот здесь, у ног Твоих, все царства, – он сказал:

С их обаянием и славой.

Признай лишь явное, пади к моим ногам,

Сдержи на миг порыв духовный –

И эту всю красу, всю власть Тебе отдам

И покорюсь в борьбе неровной».

Но Он ответствовал: «Писанию внемли:

Пред Богом Господом лишь преклоняй колени!»

И сатана исчез, и ангелы пришли

В пустыне ждать Его велений.

«Не тем, Господь, могуч, непостижим…»

Не тем, Господь, могуч, непостижим

Ты пред моим мятущимся сознаньем,

Что в звездный день Твой светлый серафим

Громадный шар зажег над мирозданьем

И мертвецу с пылающим лицом

Он повелел блюсти Твои законы,

Всё пробуждать живительным лучом,

Храня свой пыл столетий миллионы.

Нет, Ты могуч и мне непостижим

Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,

Ношу в груди, как оный серафим,

Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Меж тем как я – добыча суеты,

Игралище ее непостоянства, –

Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,

Ни времени не знает, ни пространства.

1879