Отзывы на книгу «В тени Гоголя»

Ну, этот дружочек никого равнодушным не оставит. Терца можно либо "высылать" из себя - с пенной истерикой, с гневным скандалом, с филистерским негодованием, - либо молиться на него, по-детски падая на коленки, и благоговейно целуя ручки, и восклицая: "Да, да! И я! И я тоже так думаю! Ах, как Вы хорошо, как Вы чудно это сказали!"

Книга о Гоголе полностью гоголевидна. Страницы усыпаны узором ярких, запоминающихся, неожиданных идей, риторических вопросов и восклицаний (заклинаний?..). Это не литературоведение и не публицистика. Это что-то - сверх. Туманы, туманы, сквозь которые светят такие яркие огни (то ли эльмовы, то ли Господни)... Автор постоянно крутится, оборачивается, открещивается от самого себя - противоречит себе уже через несколько страниц (и ты понимаешь, в общем-то, что хочешь примкнуть и к той, и к той позиции!), клянётся, ругается, брызжет слюной и исходится в орфическом экстазе. Чем не Гоголь..?

Язык - м-м-м... вкусняшка!

Ещё при жизни зрит он себя погребённым в мире, уподобленном громадному кладбищу. Кажется, самый воздух полнился для него трупным смрадом и холодом. "И непонятной тоской уже загорелася земля; черствей и черствей становится жизнь... Всё глухо, могила повсюду. Боже! пусто и страшно становится в Твоём мире!" Ситуация летаргии перекидывается на равнины Европы, Палестины, России, по которым он колесит, окоченевший, забитый в гроб свей изнемогшей, почти бесчувственной плоти, уже подающей признаки начавшегося разложения, в экипаж, где, укутавшись, он притворяется спящим во избежание речи с досужими пассажирами, в тягостное одиночество комнаты, вечным постояльцем и пугалом чужих квартир, городов, семей, пансионов, где в обмороке, пересиливаясь, он пытается ещё что-то писать, молясь о чуде, о ниспослании лестницы с неба - лестницы вдохновения - лестницы поэтапного восхождения - лестницы должностных ступеней, государственной пирамиды - лестницы пасхального звона и воскресения - лестницы обыкновенной, деревянной, верёвочной, какую, он молит, спустят в могильную яму, куда его наконец всё же закопают живым. (Господи, как правильно, но как это всё-таки страшно, невыносимо страшно, что Гоголя закопали живым!)

Собственно, это первый автор, которого я читаю, чтобы осмелиться назвать Гоголя "барыгой", "пакостником", "врушей", чтобы очертя голову утверждать, что он "исписался" к концу жизни и через страницу закрывать это признанием в любви его последним произведениям.

Рекомендуется всем. Всем филологам-литературоведам - читать обязательно. Всем, кто любит и кто (в особенности!) не любит Н. В. Гоголя - обязательно! Художникам очень рекомендую прочитать первую половину последней главы: "Глава пятая. Мёртвые воскресают. Вперёд к истокам!"

«В тени Гоголя» дозволяє всім, у кого є голова, зрозуміти, що таке справжня літературознавча робота. Це не набір суб'єктивних вражень, це дослідження - глибоке і вдумливе. Після такого хочеться побігти на Петрівку і купити Гоголя, щоб прочитати все новими очима.

Гоголя интересовало присутствие некоего отсутствия в мире: лицо без носа, женитьба без жениха, ревизор без прав и намерений производить ревизию - отчего всё неуклонно проваливается в ничто, в никуда, пусть и содержит одновременно нечто весьма примечательное.

"В тени Гоголя" в заглавии допускает разные, порой диаметрально противоположные, трактовки: можно понимать примерно в том смысле, в каком Белинский вывел всю русскую литературу из гоголевской "Шинели" - как то, что все, написанное после, отмечено его влиянием, в тени его таланта. Почему не "в сиянии"? Ну, потому, что солнце русской литературы Пушкин (луна, если что, Лермонтов). А Гоголь именно теневая. сумеречная фигура, даже яростная яркость "Сорочинской ярмарки" отмечена приближением ночи, даже на солнечном дне начала "Тараса Бульбы" тень продолжения и окончания. И второй вариант трактовки вытекает отчасти из этой "теневой" его особенности, но главным образом связан с финальной утратой дара, с иссякнувшим источником, с уходом от света гениальности в тень бесплодия.

Андрей Синявский, скрытый за псевдонимом Абрам Терц, и сам знаковая-значимая фигура - не в смысле сопоставимости масштаба, но в том, что его имя отчетливо вписано в историю советской литературы, диссидентства, культуры в целом. Поищите в интернете "Процесс Синявского-Даниэля", если не в курсе - это не только познавательно, но также в очередной раз подтверждает, что развитие движется по спирали. Однако вернемся к Николаю Васильевичу. Книга писалась частью в заключении, частью в подвешенном состоянии неопределенности после выхода, но до Франции и Сорбонны, что не наложило на нее отпечатка скудости. Ощущение абсолютной свободы, избыточности, упоительной непростоты, достигаемой лишь определенным уровнем достатка и стабильности. Это удивительно, и это есть

"В тени Гоголя" - труд, уникальный по литературному уровню, качеству прозы, силе воздействия. Труд, который ломает благостную хрестоматийность, низводит Гоголя с пьедесталов, на которые взгромоздили его русская и советская критика, и поднимает на недосягаемую высоту подлинных понимания и любви. Той любви и понимания, которые одни дают право Так говорить о классике. Почему боялся быть похороненным заживо, не оттого ли, что предчувствовал в себе, живом, мертвеца - труп своего дара? Правда ли, что уморил себя голодом? Отчего после гениальных "Мертвых душ" чудовищная "Переписка с друзьями" и почему сжег второй том? Пушкин открыл русскую поэзию по имманентно присущей ему взлетной легкости, а Гоголь прозу, по столь же свойственной неловкой нелепой своей неуклюжести. Однако проза его лучше многих стихов и, уж точно, космически превосходит собственные гоголевские опусы. Никто не пугает нас, как Гоголь и никто, как он, не умеет рассмешить - это противоречивое сочетание страшного со смешным. Те же контрасты в нарочито морализаторской проповеди христианства и чёрте, который выскакивает у него буквально отовсюду, как главный движитель и отправная точка всех гоголевских сюжетов.

Я много слышала о замечательном таланте Синявского литературоведа и критика, но не уверена, что довелось бы познакомиться с его прозой, если бы Редакция Елены Шубиной не переиздала "В тени Гоголя". А если вам не чужды радости аудиокнижника, то книга в исполнении Александра Аравушкина - о лучшем и мечтать не приходится.