Отзывы на книгу «Дневник для друзей»

Нуне Барсегян родилась в Армении, пишет на русском языке, живет в Берлине.
После волны признания и интереса к роману "После запятой", Нуне решилась на публикацию фрагментов своего личного дневника, который она вела в целях самотерапии, когда работала в одном из хосписов Берлина в 2012 году.
В дневнике она пишет о гостях хосписа, о их болезнях, о том, как они проводят свои последние дни. Очень много про еду, что они едят, т.к. для умирающих людей выбор еды становится последним развлечением и радостью.
Очень много нового я узнала про характер и менталитет немцев, про их отношение к смерти, Нуне также пишет об отношениях работников бэк-офиса хосписа между собой. Несмотря на то, что в Германии на очень высоком уровне находится медицинская и психологическая помощь безнадежным больным, и с больными, то есть гостями хосписа работники общаются скорее как с детьми или хорошими друзьями, я с удивлением узнала, что внутри хосписа, вне общения и ухода за больными, между собой работники идут практически стенка на стенку.
Но главное не это. "Дневник для друзей" - я думаю, Нуне адресовала свой дневник этим умершим бабулям и дедулям, она писала его и для них. Огромное количество людей умирает, проходит какое-то время, и не остается тех, кто бы помнил об их существовании. Очень важно оставить что-то после себя, то, что будет памятью о прошлом. Так пусть это будет несколько страниц текста о себе, друзьях, домашних животных - о чем угодно, лишь бы это характеризовало вас.
Читать о буднях хосписа очень тяжело не смотря даже на то, что Нуне пишет об этом, я бы сказала, с воздушной легкостью. Дневник все равно как будто прибивает меня кирпичом к земле.
Почитала о последних днях больных раком и мне так стало стыдно за то, какая же я эгоистичная невоспитанная сучка, думающая только о себе, и очень мало - о своих родственниках, которые за меня переживают, где бы я не находилась, и как бы долго я им не звонила, они все равно меня помнят и переживают.

"Дневник для друзей" - это записи о работе в берлинском хосписе, опыт переживания смерти, которую каждый день наблюдает героиня книги.
Еле ходящие и лежащие больные - их называют "гостями", окружают заботой, вкусной едой, уютом и вниманием. Непривычно читать, что больным дают отнюдь не диетическую еду (икра, жареная картошка, грибы, суп из полуфабрикатов), на полдник кормят сладким пирогом и даже разрешают пиво. Всё, для того, чтобы скрасить последние дни человека. Все "гости" очень разные, персонал - тоже, медсестры могут ссориться друг с другом и заведующей, но никогда с больными, какими бы капризными не были последние.
В книге не только фиксация событий, но и чувств, переживай. Дневник наполнен человечностью и теплотой. Автор не пугает страшными смертями, а наблюдает и сопереживает уходу "гостей".
А ещё это просто хорошая книга.

По-видимому, Нуне Барсегян мечтала написать нечто уникальное. Как же иначе! Этого хотят все авторы… А тут ещё и тема подвернулась!..

Как умирают обычные люди, чем они занимаются перед смертью, что едят, о чём говорят – всё это должно вызвать неподдельный интерес любопытных читателей. Человеку хочется новых открытий. А вдруг на смертном одре люди поймут смысл жизни? Однако единственным открытием в этом произведении является лишь предсказуемый вывод о том, что человек не прозревает перед смертью.

Угадать целевую аудиторию книги у меня не получилось. Если «дневник для друзей», то на кой чёрт публиковать его тиражом в 1000 экземпляров? Неужели у Барсегян так много друзей?

Ежели произведение всё-таки рассчитано на широкую аудиторию, тогда в чём его смысл?

Может, автор хотела сказать, что:
А) все люди смертны;
Б) в хосписе умирать приятней, чем в больнице;
В) перед смертью люди плохо едят;
Г) некоторые умирают пару минут, другие – несколько часов и даже дней.

Но и без участия автора данные «истины» общеизвестны.

Я, возможно, могла бы понять, если бы Нуне Барсегян посвятила «дневник» родственникам умирающих больных. Тогда скорбящие близкие могли бы открыть книгу и прочесть о последних днях своих родных (однако лишь в том случае, если коренные немцы научатся-таки читать по-русски).

Но как тогда воспринимать следующую фразу?

... больная подложила своим родным свинью и скончалась в субботу.

Это особое чувство юмора? А где элементарное уважение к горю людей, потерявших родственника?

Но больше всего на протяжении чтения книги меня возмущала низкая художественность текста. Я ловила себя на мысли, что уважаемый Сергей Донатович мог тяжело заболеть, если бы ему довелось читать эту книгу (Довлатов очень внимательно относился к своим текстам и буквально работал над каждым словом). Приведу несколько примеров.

Например, в этом небольшом абзаце слово «был» и его производные нескромно употреблено четыре раза (выделяю жирным шрифтом).

сегодня был последний день работы. несмотря на то, что опять было заседание с медиатором, зам. заведующего, повторявший, что ему очень нравится, как я обхожусь с людьми (хотя в хосписе не было ни одного человека, который бы плохо обходился с людьми, если эти люди были пациенты, а не коллеги), улучил время и сбегал на соседний огромный цветочный рынок, купил мне очень красивый букет.

Другое предложение:

стоят они где-то не дороже 5 евро.

Автор очень любит неопределенность: в тексте бесконечно звучат эти самые «где-то», «кто-то», «когда-то». Мне нужна ясность, а не что-то.

Ещё:

вчера у директрисы был окончательно последний день, и официально, и вообще.

А что последний день бывает не окончательно последним?

Потом:

сестра А. забрала Л. и привела ее ко мне.

Кто такая сестра А.? А кто есть Л.? Невозможно создать в голове живой образ, если нет никаких данных о герое, и даже имя скрыто за одной буквой! Зачем шифровать? Работники этого хосписа и так бы узнали себя. А читателям трудно следить за шифровками автора. А может, именно так экономится бумага?

Ладно, последнее:

еще он любит кошек. у него лежат разные альбомы с фотографиями кошек и он их рассматривает. а еще перед глазами его на окне повесили большую фотографию, на которой он, уже больной, на кровати в хосписе, его жена, ребенок лет шести, которого он обнимает вместе с черно-белой живой кошкой.

Куда подевались заглавные буквы? Этот протест такой? Если да, то против кого? Против профессиональных филологов, которые точно доведены до нервного срыва? Или против читателей? А может, это протест правилам русского языка? Уехала из России, поэтому с глаз долой – из сердца вон.

Хочу заметить, таких ляпов – несметное количество. В первый раз встречаюсь с подобным низкокачественным текстом. Ладно, автор писать не умеет, но куда редакторы, блин, смотрели, а?

Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить.
Иван Тхоржевский

Это одна из семи книг шорт-листа премии «НОС» 2015 года. Очень просто, спокойно и буднично, день за днем описывается работа в немецком хосписе. Нескончаемой чередой проходят безнадежные пациенты, каждый со своей уходящей жизнью и неизбежной смертью. Но если человека нельзя вылечить, то это не значит, что ему нельзя помочь. И персонал хосписа занят этой помощью. Автор дневника – эмигрантка из Армении – целыми днями разговаривает с пациентами, готовит им, кормит, выгуливает, искренне любит своих подопечных, радуется их маленьким радостям. В каждом из обитателей хосписа, прежде всего, она видит человека, и отличает его от своих знакомых из «остальной жизни» только тем, что уже при первом знакомстве она знает, что тот скоро умрет. И это знание пребывает у нее на первом плане, а «все остальное подчиняется ему». Поэтому ей не приходится изображать смирение и покорность, когда пациенты капризничают, дерзят, проявляют высокомерие. Их обреченность помогает её бескорыстному служению. А ведение дневника помогает легче перенести смерть. Дневник описывает события в течение 7 месяцев. За это время автор дневника учится жизни вблизи смерти. Сопереживая, она лучше узнает себя. Её поражает, что «многообразие смерти, кажется, ни в чем не уступает многообразию жизни». Надо быть благодарной ежедневно, что можешь сама передвигаться, видеть, слышать, глотать… «и нет конца этим возможностям».
Книга светлая, несмотря на мрачность темы. Читается легко, нет чувства тяжести, безысходности. Возникает большое сожаление, что наша паллиативная медицина пока ещё находится в зачаточном состоянии.