Анатолий Кошкин - один из ведущих российских японистов в своей книги подробно описал советско-японские отношения в 30-х и 40-х годах прошлого века прежде всего через призму дипломатии, договоров и стенограмм переговоров и совещаний, как в Кремле, так и в ставке Императора. И любопытное вырисовывается зрелище, прежде всего в японской дипломатии. Если Советский Союз всегда был последователен в своей дальневосточной политике, понимая, что судьба его решается на Западе, а на Востоке больше всего нужен мир и спокойствие. И, наоборот, в разгар боев на Халхин-Голе был подписан акт Молотова-Риббентропа, не в последнюю очередь потому, что Союзу грозила полномасштабная война на Дальнем Востоке. Войны не состоялось, но о номонханском разгроме японские круги помнили все время до зубов вооруженного мира, пока гремели сражения на советско-немецком фронте. Японцы же, начали с агрессивной дипломатии конца 30-х начала 40-х подкрепляемой воинственными заявлениями в печати до конца 1943 года постоянно строили планы по захвату российского Дальнего Востока и Восточной Сибири вплоть до Иркутска и Байкала. Но одно мешало - полуторамиллионная группировка советских войск на восточных границах и наше упрямое государство все не желавшее проигрывать немцам. "Стратегия спелой хурмы" согласно которой надо сидеть, ждать и готовится к войне, пока советские войска сами не уйдут на запад так себя и не оправдала.
Если Германия возьмет вверх и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами побед, ничего не сделав для нее. Нам придется либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь. (Июль 1941го, Мацуока Ёсуке, министр иностранных дел Японии в 1940-41 годах)
Попутно помнили о Халхин-Голе, а также о том, что японские войска по своей механизации так никогда и не смогли сравняться с советскими, и та тысяча японских танкеток в одной-двух дивизиях, как средство маневренной войны было малосерьезной силой по сравнению с 2,5 тысячами советских танков в механизированных корпусах и бригадах. К тому же захват Дальнего Востока не на йоту не приближал к главной болевой точки Империи - нехватки нефти, сахалинские концессии давали жалкие 100 тысяч тонн при требуемых миллионах. И было решено завоевать Южные моря, а северному соседу просто мелко пакостить - перекрывать проливы, захватывать корабли, засылать диверсантов из бывших белогвардейцев. История пошла по знакомому маршруту: Перл-Харбор, Мидуэй, Гуадалканал, но большой войны уже в 1941-м на манчжуро-советской границе так и не состоялось.
А потом у японцев начались неприятности и поражения на Тихом океане и от воинствующей дипломатии пришлось перейти к виляющей. Если в 1941-м японцы на полном серьезе требовали продать северный Сахалин и даже все Приморье, то к середине 1944го уже были готовы потихоньку отдать все, включая Южный Сахалин и Курилы, лишь бы выйти из войны сохранив лицо. Союз же, верный обязательствам перед союзниками, сохранял статус кво на востоке, пока не покончил с Германией. В Ялте и Потсдаме была решена участь империи и возвращение утерянных земель, а Японии дали понять, что будут разговаривать только после безоговорочной капитуляции. Разгром Квантунской армии лишил Империю последнего козыря в политической игре затягивания войны в надежде, что союзники перессорятся, но как и Гитлер, этого не дождались.